Кикимора (Пустоброд)
Шрифт:
Никакого наговора он, понятное дело, не знал.
– А ты не грозись, тетенька!
– отвечал дрожащий девичий голосок.
– Я тебе за жениха глазенки-то повыцарапаю! Ишь, ловкая нашлась - чужих женихов отбивать!
– Какая я тебе тетенька?!?
Тут воцарилось молчание. Оба собеседника боялись пошевелиться.
– Это ты, Аникей Киприянович, что ли?
– первой догадалась Малаша.
– Маланья Гавриловна?
Они поспешили друг к дружке.
– Как же ты, Аникей Киприянович, не заметил, что к тебе в дом кикимора
– укоризненно спросила Малаша.
– Она, поди, на моего жениха глаз положила и всех, кто свататься затеет, будет пугать.
Тут только безместный домовой вспомнил, что корчил из себя одного из
здешних домовых дедушек.
– Так она же след путать умеет, - выкрутился он.
– И может голодная хоть полгода, хоть год сидеть.
– Так что же - она тут у тебя уже год сидит? Так за год же она с моим женихом спутаться могла!
– закричала Малаша.
– А дуре-свахе и невдомек!
– Тихо ты, девка!
– прикрикнул Аникей Киприянович.
– Откуда я знаю, что у кикиморы на уме? Коли она уже старая, ей, может, женихов дед, Мартын Фомич, полюбился?
– Пошли разбираться, - решительно сказала Малаша.
– Вдвоем не так страшно.
И оказалось, что домовиха прекрасно запомнила дорогу в богатую квартиру, которая внезапно оказалась самой что ни на есть разоренной.
– Трифон Орентьевич!
– позвала Малаша и выглянула из вентиляции.
Зарешеченная дырка выходила на кухню, и сперва Малаша, а за ней и Аникей Киприянович увидели: вся мебель на месте и даже оконные занавесочки сверкают белизной.
Они спустились так, как умеют спускаться по стенам только домовые, используя вместе ступеньки любую трещинку и даже завиток узора на обоях.
– Что за диво! Все, как было! И ковер вон! И ваза!
– приговаривал Аникей Киприянович, ступая по паркету из натурального дуба.
– Ты их позови, - велела Малаша.
– Сперва Мартына Фомича, а потом Трифона Орентьевича.
Безместный домовой прекрасно знал, что никто ему не отзовется, но исправно голосил, пока не стало ясно - хозяева в отсутствии.
– А не похитила ли их кикимора?
– предположила Малаша.
– Для чего бы?
– удивился было Аникей Киприянович, но вдруг вспомнил всю суету со сватовством, вспомнил Неонилу Игнатьевну, и решил, что лучшего способа помочь ей просто на свете нет.
– А что? Очень даже может быть! Я слыхивал, что кикимора со злости и выкрасть домового может.
– А потом?
– Потом мучает. Щиплет, теребит, шерсть ему дерет, - страшным голосом врал Аникей Киприянович.
– Ахти мне! Так спасать же надобно!
– Уже не спасешь. Пойдем-ка лучше, мать твою отыщем со свахой, да всех предупредим, что в доме кикимора шалит.
Аникей Киприянович рассчитал разумно - чем больше тумана теперь напустить вокруг этого сватовства, тем больше надежды, что свахи-соперницы расторгнут договор, и Неонила Игнатьевна не пострадает. А, кстати, если свахи испугаются и какое-то время не станут сюда более соваться,
Он только не мог понять - что же происходит на самом деле в этой странной квартире. Если кикимора - чего она тут забыла? Ведь коли она принялась бы отводить глаза здешним хозяевам - они бы давно съехали. А вот живут же, из спальни хозяйский храп доносится, в детской тоже кто-то сопит...
Выведя утирающую слезки Малашу, сдав ее с рук на руки перепуганной матери, Аникей Киприянович тихонько дернул Неонилу Игнатьевну.
– Доведешь их до дому - и жди меня под лестницей, - приказал беззвучно, однако внушительно.
Сам он хотел подождать, пока домовихи отойдут подалее, и тогда уж пуститься в дорогу. Кроме того, что следовало оправдывать свое вранье, домовой просто не хотел слушать бабьи причитания. Иная домовиха так расхнычется, что хуже всякой кикиморы...
Он неторопливо двинулся вдоль стенки, соображая, с кем бы из стариков посоветоваться о странном деле. И споткнулся о вытянутые ноги.
Привалившись к стене и закрыв глаза, сидел странник и тяжко дышал.
– Да ты никак помираешь!
– схватился Аникей Киприянович и уложил страдальца плашмя.
– Тяжко...
– прошептал странник.
– Пусто... Никого не вижу...
– А слышишь?
– Слышу...
– Ты продержись немного! Сейчас я позову кого-нибудь, в тепло тебя отнесем, вылечим!
– пообещал Аникей Киприянович и понесся через асфальтовую дорожку и газон в магазин-стекляшку, где вполне мог жить кто-то из своих. Магазин - такое место, где простые женщины работают, которые еще понимают необходимость домовых и угадывают их присутствие, там и еды на тарелке в углу оставят, и по праздникам - рюмочку...
Магазинный домовой был ему незнаком. Обнаружил его Аникей Киприянович занятого делом - дохлую мышь на двор выволакивал.
– Развелись, спасу нет!
– пожаловался магазинный.
– Их ядом травят, а яд неправильный попался, они от него только толстеют.
– А эта от обжорства, что ли, померла?
– А эта в ловушку попала. Я на них ловушки ставлю там, где не видно.
Аникей Киприянович растолковал, что на дворе, у стенки, того гляди, покойник образуется.
– Может, его просто-напросто покормить следует?
– предположил весьма упитанный и кругломордый магазинный.
– Сейчас ко мне заведем, у меня тут всякого добра - прорва!
Подхватив странника с двух сторон, они через щель, образовавшуюся между квадратными бетонными блоками, дорошкой выложенными вокруг магазина, и магазинной стеной, втащили его на склад.
– Ну, выбирай, чего душеньке угодно!
– щедро распорядился магазинный.
– А чего выбирать? Пустота одна...
– прошептал странник.
– Стенки голые, пыль на полах... одни запахи остались...
– Какие еще голые стенки?
– магазинный обвел взглядом свое хозяйство и вдруг дико заорал: