Килл крик

Томас Скотт

«Как эта чертова книга Адьюдела», – подумал он.

Да, даже книга Адьюдела заслуживала право на существование, потому что ради нее человек сел за стол и колотил по клавишам до тех пор, пока царивший в его голове сумбур не обрел четкую форму и не был явлен взорам других людей.

«Вот поэтому мы и пишем», – мелькнуло в голове у Себастьяна, когда его взгляд упал на ряды переплетенных в кожу томов.

Чтобы жить дальше. Чтобы продолжить существовать, когда наше существование прекратится.

Чтобы нас помнили.

–

Красивая комната.

Себастьян обернулся.

Дэниел Манниак, засунув руки в карманы, стоял возле одного из стульев. Он рассматривал кабинет, словно турист, забежавший на десять минут в собор Парижской Богоматери.

– Сестры Финч любили этот дом, – сказал Уэйнрайт.

Что за голос. Привыкнуть невозможно. Как же он грохочет. Словно из репродуктора над самым моим ухом.

Остальные разговаривали. Обсуждали то время, когда Ребекка и Рейчел Финч были живы, когда обе сестры навещали эти комнаты. Но Себастьян не слушал. Разговор был для него не более чем шумом. Он думал о миллионах слов, которые предал бумаге. Он думал о бесчисленном множестве мыслей, что мелькали в его голове, точно колибри, перепархивающие от одного только что распустившегося цветка к другому. Наконец Себастьян моргнул, прогоняя наваждение.

Сэм прошел в двухстворчатую дверь и оказался на кухне.

«Да здесь, черт подери, лучше, чем у меня дома», – подумал он.

Кухня была просторная, классической L-образной формы, две стены занимали шкафчики из темного ореха. Сквозь застекленные двери слева была видна крытая терраса – плетеный диван, два стула и множество сморщенных бурых останков давно засохших растений. В центре помещения, прямо перед глубокой, деревенского стиля раковиной, располагался кухонный островок – дань современности. Раствор между щербатыми квадратами белой плитки переживал не лучшие времена, но в остальном кухня была в хорошем состоянии. Техника была древняя: четырехконфорочная газовая плита в корпусе из нержавейки и совершенно не сочетающийся с ней белый холодильник в духе пятидесятых, с массивной металлической ручкой.

Так же, как передняя и кабинет, кухня купалась в теплом послеполуденном свете. Мор встала рядом с Сэмом. Она так и не сняла темных очков.

– Немного странно, верно? – спросила она.

Сэм в растерянности тряхнул головой:

– Что?

– То, как славно выглядит дом. Ему же ведь сто пятьдесят лет?

Она была права. Если не считать пыли, щербин на плитке и легкой ноты плесени, ощущаемой в застоявшемся воздухе, придраться было не к чему.

На барабанные перепонки Сэма снова что-то надавило, как в первую минуту пребывания в доме. Он представил, как погружается все глубже и глубже в океанскую пучину и вода становится все темнее. Наверху был свет. Внизу была черная бездна.

Он огляделся вокруг.

И услышал, как кричит брат. Услышал, как вопит мать.

«Кухня – это сердце дома, – подумал Сэм. – Здесь члены семьи собираются вместе для задушевной беседы».

«Должны собираться», – поправил он себя.

Но в этом доме не было места задушевным беседам. Он был обиталищем смерти. Надежды Гудмана, его мечты, его любовь –

все это жестоко отняли у него.

Уэйнрайт открыл дверь холодильника, и наружу вырвался морозный воздух.

– Хоть мы здесь всего на одну ночь, холодильник полон, – сообщил он писателям. – Вода, газировка, вино, пиво. Мясная нарезка. Овощи. Фрукты.

Визг проржавевших дверных петель заставил Мор вздрогнуть. Дэниел открыл заднюю дверь и смотрел на пересекающую двор линию из каменных плиток.

– Какого черта, Манниак? – рявкнула Мор.

Толстяк показал на дорожку, ведущую от места, где он стоял, к просвету между деревьями.

– Это куда ведет?

– К колодцу, – ответил Уэйнрайт таким тоном, словно больше никуда дорожка вести и не могла. – Там все сильно заросло, так что смотрите под ноги, если туда пойдете. Мне сказали, что колодец закрыли много лет назад, но, пожалуйста, постарайтесь, чтобы ваша прогулка не закончилась на дне.

Сэм заметил, как на лице Уэйнрайта мелькнула ухмылка, словно мысль о том, что кто-то из них может упасть в колодец, его позабавила.

– А что здесь? – Обернувшись, все увидели, что Себастьян положил руку на ручку двери в нескольких шагах от плиты. – Кладовка, полагаю?

Уэйнрайт покачал головой:

– Подвал. Туда спускаться никакого смысла нет. Там только крысы и наш верный генератор. К тому же подвал как таковой занимает лишь треть площади фундамента. Остальное – технический подпол.

– Странно, – заметил Дэниел. – Почему не сделали большой подвал?

– Возможно, мистер Гудман начал его копать, но на что-то наткнулся. – В глазах Уэйнрайта блеснул огонек. – Возможно, поняв, что он открыл проход в некое темное и пустое место, он запечатал его. Как можно скорее. Пока тьма не выбралась наружу.

Дэниел охотно закивал, включаясь в игру:

– Ну да. Ну да, он докопался до преисподней, и грехи, которые он совершил в прошлом, потянули его вниз.

– Конечно, если воспринимать все вопиюще буквально, – сухо сказал Себастьян.

Мор усмехнулась:

– А может быть – предположим смеха ради, – его просто задолбало копать гребаную яму.

Себастьян улыбнулся:

– Маловероятная гипотеза, но я не исключаю, что все так и было.

– Возможно, дело в фундаменте, – вступил Сэм. – Оттого что дом совсем рядом с ручьем, в подвал могла проникнуть вода. Дренажных насосов в те времена еще не было, и, чтобы не получить бассейн под домом, Гудману пришлось ограничить подвал в размерах. Готов поспорить, вода до сих пор сюда просачивается во время сильных ливней.

– Вы это прочли у Адьюдела? – спросил Дэниел. – Вы же вроде сказали, что не…

Сэм покачал головой:

– Я вырос недалеко отсюда, в двух часах езды на юг. В Канзасе часто случаются бури. И у многих дома с подвалами. И полно паршивых подрядчиков, которые плохо делают эти подвалы.

Ярко сверкнул отраженный стеклом свет. Сэм повернулся и увидел, что Кейт направила на него объектив.

Внезапно его захлестнула волна тошноты, и он закрыл глаза.

Я не хочу здесь находиться. Не хочу стоять на этой кухне.