Киллеров просят не беспокоиться
Шрифт:
– - Ну что ты как...
– - "ребенок малый" хотела сказать Анна Михайловна, но постеснялась скомпрометировать мужа перед водителем.
– - Чуть-чуть ослабь узел, и все.
На улицах Москвы уже стемнело, в начале недели установились теплые погоды, и не скажешь, что только что шел снег.
В банкетном зале гостиницы "Россия" сегодня состоялся прием по поводу ежегодного вручения премии "Немезида" лучшим юристам страны. Акцию проводил Центральный клуб любителей юристов. Акция была молодая, проводилась всего в четвертый раз, но перспективная.
На
Нестеровы вошли в белый мраморный холл, уставленный огромными зелеными растениями в кадках, прошли вправо к гардеробу, затем через непонятное пустое пространство вышли в банкетный зал, затемненный, с мерцавшими зеркальными шарами, будто это был цирк, а не слет всего правового цвета страны, ближнего и дальнего зарубежья. Сразу же раскланялись со знакомыми.
Яркие крутящиеся блики, играющие на стенах, полу и лицах жующих во тьме стражей законности и правопорядка, оживляли обстановку.
Анна Михайловна с гордо поднятой головой шествовала рядом с Нестеровым и ликовала про себя -- ибо, в отличие от других, ее мужа многие узнавали, здоровались, тянули руку для приветствия.
– - Будем пробиваться к своим, -- сказал Нестеров, и они стали протискиваться в самую гущу законности и правопорядка, где у ресторанной сцены виднелись головы Алтухова, Женечки и других сослуживцев Николая Константиновича.
– - Коля!
– - Анна Михайловна вдруг громко зашептала: -- Ой, смотри, смотри, Ельцин!
Президент шел вразвалочку по длинной ковровой дорожке к трибуне. Шаг свиты был -- во исполнение древнеримской заповеди -- много тверже, нежели шаг ведущего. Кланяться никто не стал. Юристы познатнее снисходительно посматривали на президента, всходящего по ступенькам на пьедестал.
Президент -- зачинщик российской "демократии" -- толкнул речь.
Минут через пять присутствующие стали поглядывать на столы, возле которых носились официанты с подносами.
В конце концов, уловив заключительную интонацию в голосе оратора, публика приготовила ладони, в подходящий момент восторженно, но кратко зааплодировала и ринулась к столам.
На сцену водрузили музыкальные инструменты, и ресторанный ансамбль стал настраиваться на долгий раунд. Заиграла музыка. Возле сцены уже было пусто, лишь первые две пары обозначили импровизированное место для того, что наши милые предки так изящно и наивно называли танцами.
Нестеров вслушивался в таинственные переливы Россини. Рядом с ним плечом к плечу в строю, занятым нелегким делом поедания деликатесов и неделикатесов наперегонки, оказался прокурор транспортной прокуратуры Ваня Снегов, прозванный друзьями и коллегами "снежным человеком" за свою мохнатость, вечную трехдневную щетину и крупную фигуру. Нестеров часто пересекался с ним по делам, которые он вел в пору работы в Генеральной прокуратуре.
– - Положи себе осьминогов, Ваня, -- посоветовал Нестеров, -- и вон еще, кажется, лягушки маринованные: очень помогает при высокогорных восхождениях.
– - Это не по
– - Для крутого восхождения. Когда новое звание-то получишь?
– - Это тоже не по мне, мне и так хорошо: без лягушек и без званий.
– - И кивнул кому-то: -- Здравствуйте, Владимир Борисович.
По другую сторону стола возле полуштофа с кальвадосом примостился, опекаемый своей очаровательной супругой -- нотариусом Еленой, Владимир Зимоненко, один из московских правозащитников.
– - Что, Владимир Борисович, рассольчиком балуетесь? А вот тут талантливый юрист используется не в полную силу, -- сказал ему Нестеров.
По мере наполнения желудка у него наконец-то устанавливалось хорошее настроение. Анна Михайловна целый день морила его голодом, почему-то решив, что мужу надо срочно худеть. На самом же деле, она занималась собой, и ей было не до готовки обеда.
– - Коля, остановись, -- советовала она шепотом, наклонясь к уху мужа, -- пойдем лучше пройдемся.
– - Нет-нет, Анна Михайловна, позвольте мне, -- в три приема воскликнул Зимоненко, -- пусть эти увальни тут побеседуют, для того и бомонд.
Он вывел собственную супругу и Анну Михайловну одновременно в центр площадки, а Нестеров, проводивший свою с улыбкой облегчения, отметил, что на его супругу обращают внимание: сегодня она была не только сногсшибательна внешне, но и обаятельна в общении. От нее исходило что-то притягательное: лучистый взгляд, затаивший любовь и благодарность, спокойствие и веселость.
– - Кстати о лягушках, -- сказал "снежный человек", -- мне тут дело одно дали. Никак не разберусь: по каким полкам там разбросан состав преступления. Похоже, у тамошних следаков в голове -- как в шкафу моей дочери.
– - У каких это "тамошних"?
– - поинтересовался Нестеров.
– - В Новый Уренгой из Москвы прилетел самолет. В самолете сразу после выгрузки пассажиров обнаружен труп.
– - Надо же, как интересно!
– - пошутил Нестеров.
– - Не смейся, труп залез на полку, что над сиденьями, в одном из салонов.
– - Сам?
– - Никто не знает.
– - Я знаю, -- твердо сказал Нестеров.
Снегов с надеждой уставился на него.
– - Не сам, -- продолжал генерал ФСБ.
– - Сами трупы по полкам не шастают. Значит, запихнули. Или заставили залезть, а потом прибили.
– - В том-то и дело! Никто его никуда не прибивал: сам умер.
– - Что ж, бывает, -- усмехнулся Нестеров.
– - Моя кошка перед родами в духовку залезла, ее как раз проветривали. Там и котята родились.
– - Здесь родилось кое-что почище, -- упредил Снегов, раздирая свой заросший подбородок, поскольку подшерсток его вспотел: в зале становилось душно.
– - Этого вынули, а ему в ногу змея впилась и смотрит: а, каково? Все визжат, а прокурор тамошний со страху в воздух стрелять стал, самолет повредил.