Ким Филби - супершпион КГБ
Шрифт:
Поднявшись, они увидели, что снаряд попал в машину. Когда была сорвана дверь, взору открылась страшная картина. Джонсон [9] был мертв, в его спине зияла огромная дыра. Шипшэнкс находился без сознания. У него были раны в голову и в лицо, один глаз отсутствовал. В тот же вечер он умер. Ноги у Нейла были раздроблены шрапнелью. Он умер через два дня. Сидевший на переднем сиденье Филби отделался поверхностными ранами головы и кисти руки. Его перевязали в местном госпитале и отправили обратно в Сарагосу. По прибытии он сразу же пошел в бар, где его появление произвело настоящую сенсацию. Одежда Филби взрывом была изодрана в клочья, поэтому на нем была пара старых сандалий и женское темно-голубое пальто с изъеденным молью воротником. Посетители бара раскрыли рты от удивления,
9
Джонсону трагически нс повезло. Он ехал в другой автомашине, но когда сопровождавший журналистов испанский офицер вышел из машины Филби, чтобы перекурить со своими товарищами, Джонсон пересел к Киму на освободившееся место шофера. Через несколько секунд он был мертв. Американская фирма, выпускавшая сигареты, предлагала тому испанскому офицеру большую сумму денег, чтобы он заявил, что ее сигареты спасли ему жизнь. Офицер отказался. — Прим. авт.
Через два дня он направил сообщение в «Таймс», в котором описал смерть своих коллег. О себе сказал довольно скромно: «Вашему корреспонденту удалось выйти из машины, пересечь площадь и подойти к стене, под защитой которой укрывалась группа солдат. Отсюда его доставили на станцию «Скорой помощи», где обработали легкие раны на голове и наложили повязку. Тем временем, несмотря на обстрел, смелые испанские офицеры пытались спасти пассажиров автомашины».
У Филби было достаточно оснований скрывать свои раны. Это видно из письма корреспондента «Таймс» в Биаритце Е. Г. де Каукса, который был знаком Филби по Франции, направленного 14 января редактору иностранных новостей этой газеты Ральфу Дикину: «Корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме» Бил Карней вчера рассказал мне, что он прибыл на место трагедии в Теру-эле почти сразу же после случившегося. Филби проявил настоящее мужество. Несмотря на то, что у него была сильно кровоточащая рана на голове, много царапин на лице и он находился в шоковом состоянии, вел себя собранно и очень стойко. По возвращении в Сарагосу Филби просил коллег в своих сообщениях не преувеличивать его ранений, так как он боится, что по этой причине его могут отозвать в Лондон».
Освоившись с ролью сотрудника советской разведки, Филби, очевидно, не хотел, чтобы «Таймс», хотя бы на короткий период, отозвала его из Испании.
2 марта Филби был принят генералом Франко, который вручил ему награду — Красный крест за военную доблесть. (Посмертно были награждены и погибшие журналисты.) Это событие заставило члена палаты общин Уильяма Галахера, единственного коммуниста в британском парламенте, поинтересоваться, разрешало ли правительство «господину Г. А. Р. Филби» принять эту награду. На это Батлер ответил: «Я полагаю, что уважаемый член парламента имеет в виду Г. А. Р. Филби, корреспондента газеты «Таймс», освещавшего события в Испании с позиций генерала Франко. В прессе я читал сообщение о награждении этого господина испанскими властями медалью. Господин Филби не испрашивал и не получал какого-либо официального разрешения на получение этой награды».
Награда оказалась для Филби очень важной. Как он заявил мне в Москве: «Полученные мною в Испании раны очень помогли мне как в журналистской, так и в разведывательной работе. До этого офицеры Франко неоднократно критиковали британских журналистов. Они, очевидно, считали, что многие англичане являются коммунистами, поэтому так много их сражается в составе интернациональных бригад. После ранения и награждения генералом Франко я стал известен как «англичанин, которого наградил лично Франко», и передо мной распахнулись многие двери».
Укрепив свое положение в качестве журналиста, Фил-би приступил к выполнению своей основной задачи — сбору разведывательной информации. В один момент Филби показалось, что ему очень повезло. С ним подружился офицер германской разведки, и Филби полагал, что ему вот-вот предложат работать на германскую разведку, что дало бы доступ к важной для Советского Союза информации. Однако оказалось, что немец хотел лишь познакомиться с леди Линдсей-Хогг, и когда она отвергла его притязания, он сразу же охладел к Филби.
У Кима были хорошие возможности собирать интересную
В жизни Филби в это время были периоды, когда ввиду загруженности журналистскими делами у него не было возможности заниматься сбором разведывательной информации. Подобное положение сложилось, например, весной 1937 года, когда Филби освещал наступление франкистских войск на севере страны. Промышленные центры этого района, хотя и были отрезаны от остальной части страны, находились в руках республиканцев и играли решающую роль в их сопротивлении. Чтобы окончательно выиграть войну Франко, необходимо было установить контроль над сосредоточенной в этом районе сталелитейной промышленностью. Командовавший франкистскими войсками генерал Эмилио Мола 31 марта 1937 года перед началом наступления выступил со следующей угрозой: «Если войска противника не капитулируют, я сотру с лица земли всю баскскую провинцию, в первую очередь центры военной промышленности. У меня для этого есть все средства».
Под этими средствами Мола подразумевал эскадрильи германских самолетов, управляемых летчиками Геринга, с помощью которых франкисты неудержимо теснили недостаточно хорошо организованные баскские подразделения. К понедельнику 26 апреля войска Мола находились в 10 милях от небольшого городка на подступах к столице басков — Бильбао. Этот городок назывался Герника, который был стерт с лица земли. Число погибших точно установить не удалось, предположительно оно составляет до 1600 человек.
Одним из первых вошедших в Гернику корреспондентов был коллега Филби, освещавший военные события в Испании с позиций республиканцев, Джордж Стир. 28 апреля его статья была помещена на видном месте в газетах «Таймс» и «Нью-Йорк тайме». Статья гласила: «Самый древний город басков и центр их традиционной культуры Герника вчера был полностью уничтожен в результате пиратских воздушных налетов мятежников. Бомбардировка этого города, находящегося за линией фронта, непрерывно продолжалась более трех часов. В налетах принимал участие целый германский воздушный флот, состоявший из бомбардировщиков «юнкере», «хейнкель» и истребителей. На город непрерывно сбрасывались бомбы весом до 500 килограммов, в том числе более 3 тысяч двухфунтовых алюминиевых зажигательных бомб».
В наиболее важном разделе статьи Стира говорилось: «Если принять во внимание форму, в которой было совершено это преступление, масштабы разрушений, а также выбор объекта, то можно сказать, что налет на Гернику не имеет прецедента в военной истории. Герника — это не военный объект. Находящийся за пределами города военный завод оказался нетронутым. Очевидно, бомбардировкой преследовалась цель деморализовать гражданское население и разрушить колыбель баскской нации. Все факты свидетельствуют в пользу этой версии».
Поднятая статьей Стира и сообщениями других посетивших Гернику журналистов волна возмущений прокатилась по всему миру. Она не утихла до сих пор (Герберт Мэтьюз из «Нью-Йорк тайме» позднее заявил, что уничтожение Герники вызвало в мире большее негодование, чем атомная бомбардировка Хиросимы). Это событие стало символом времени, когда начавшаяся всеобщая война вылилась в тотальную бомбардировку гражданского объекта, что явилось актом намеренного террора. С тех пор левые силы традиционно используют Гернику как символ жестокости фашизма.