Киммерийский закат
Шрифт:
Так вот в отличие от Русакова «федерал» Елагин японцам явно не подошел бы. Всю их науку по работе с кадрами этот русский распотрошил бы в пух и прах.
Тем временем Президент «единой и неделимой» — рослый, крепко сбитый и вальяжно неповоротливый, все еще оставался в воде. Он уже не плавал и вообще не двигался, а… буквально блаженствовал в небольшой колдобине с проточной горной водой, словно сидел не в предгорной ледяной речушке, а млел под теплыми струями джакузи. Елагин словно бы призывал казахских чиновников и журналистов: «Вот он я — весь перед вами; такой, каким
Понятно, что это — для прессы. Пока Президент России сохраняет почти полную неподвижность и явно позирует, фотографы отщелкают сотни кадров, а телеоператоры отснимут сотни метров пленки.
Кузгумбаев прекрасно понимал: именно таким манером, без каких-либо восточных церемониалов, создается имидж нового Отца Народов России. Как понимал и то, что он умышленно создается таким вот — далеко не дипломатическим, неэлитарным образом. Что, впрочем, не мешает Елагину не только утверждаться в кресле главы Федерации, но и нацеливаться на титул очередного кремлевского «вождя всех времен и народов».
Казахский лидер внимательно отслеживал поведение Елагина, поскольку понимал: ему как руководителю республики тоже пора создавать имидж отца казахского народа, всех национальных меньшинств Казахстана. Теперь это позволительно. Раньше мог быть только один Отец народов — восседавший в Кремле. Всем остальным руководителям-националам отводилась роль вассалов. В европейских республиках подобный статус может быть и приемлем, но только не в Казахстане, стране, размерам которой мог бы позавидовать любой средневековый «правитель мира».
— Давай сюда, Оралхан! — доносится до него бодряцкий голос русского.
Казах-Ата вежливо ухмыляется. Это улыбка сатрапа, решающего, что уместнее будет пустить в ход — кинжал слуги или яд наложницы? Он не может вести себя так, как ведет себя русский. Его столица — посреди мусульманского мира. Он, понятное дело, никогда не позволит прийти к власти в Казахстане религиозным фанатикам: фанатизм Оралхан всегда презирал. А вот обычаи, в которых тоже имелось немало фанатизма, чтил, поскольку это были обычаи предков. Кто осмелится выступить против обычая предков? А главное — зачем это делать?
— Такое впечатление, что купаешься в русской проруби, где-нибудь на Енисее.
«А почему ты считаешь, что енисейская прорубь, прорубь в великой реке Сибирского ханства, — это прорубь “русская”? — снисходительно, сквозь восточную ухмылку парирует Оралхан. Правда, пока еще мысленно. — “Русское” — это то, что между Доном и Волгой, если только восточный мир окончательно смирится с тем, что оно действительно “русское”.
Кузгумбаев сурово взглянул на своих нуреков. Те мгновенно прочли бессловесный приказ хозяина: “Русского из воды извлечь, обтереть и влить в него как можно больше водки. В пределах допустимого для имиджа “русского правителя”».
Что ему еще нужно, этому?.. Ах, сфотографироваться вместе с ним у енисейской проруби? Как же он осточертел со своими прихотями. Кузгумбаев никогда не ощущал
Конечно, руководитель страны — в образе простецкого мужика, который и выпить горазд, и официантку в углу зажать, — русским импонирует. Но здесь, на Востоке, восприятие иное. Здесь «большой начальник» должен и выглядеть как большой важный начальник. Здесь «оч-чень уважаемый человек» и выглядеть должен как оч-чень уважаемый человек.
— Что там с отъездом нашего гостя? — сурово поинтересовался у министра иностранных дел.
— Все в порядке с отъездом нашего уважаемого гостя.
— Самолет? Охрана? Погода?
— Заправлен. На месте. Погода на трассе летная, уважаемый Казах-Ата.
— Не надо на людях «Казах-Ата», «Отец Казахов» — с мягким укором остепенил его Оралхан. — Особенно при русских. Пока… не надо.
— Уже понял, уважаемый Казах… Простите, товарищ Кузгумбаев.
В свое время этот же министр, будучи «за столом и без галстуков», убеждал его: «Послушайте, уважаемый, зачем такое длинное имя — Оралхан Изгумбекович Кузгумбаев? Русские в своем Кремле и в газетах восточные имена плохо воспринимаю. “Орал…” и русское “по батюшке” надо бы сократить, пусть остается просто — Хан Кузгумбай».
25
Прервав трапезу, Курбанов едва слышно приблизился к лестнице, ведущей на второй этаж, и прислушался. Телевизор не работал, и вообще из зала на втором этаже не доносилось ни звука. Майора так и подмывало подняться наверх и попытаться убедить Лилиан, что выбор его окончательно склонился в пользу… женщины. Однако, представив себе, насколько решительно и жестко может пресечь все его попытки этот «латышский стрелок в юбке», предпочел трусливо ретироваться в столовую.
Когда Лилиан вновь появилась, Курбанов мельком взглянул на часы и криво улыбнулся: прошло ровно пятнадцать минут.
— Рядовой необученный Курбанов прием пищи закончил! — гвардейским баском доложил он, становясь навытяжку.
— Слишком дурашливо, — презрительно процедила ржановолосая, проходя мимо него и быстро собирая посуду в узорчатый пластмассовый короб, в котором доставила ему еду. — …Что для настоящего офицера непозволительно.
— Признаю. Какой-то странный у нас получается разговор.
— А почему вы решили, что он у нас… «по-луча-ется»? — аккуратно протерла Лилиан клеенчатое покрытие стола.
— В таком случае странно, что он почему-то не получается. Ведь причин для конфликта не существует.
— Вот в этом как раз ничего странного.
— Я могу задать несколько неслужебных вопросов?
— Категорически нет.
— А сугубо служебных?
— У нас с вами не может возникать «сугубо служебных» вопросов. Мало того, я думаю, что ко мне у вас вообще не должно возникать каких-либо вопросов.