Киммерийский закат
Шрифт:
«А что тебя удивило или возмутило? — спросил себя шеф госбезопасности. — Классический пример подпольной тройки, известной еще со времен первых дворцовых заговоров».
И все же появление в числе спасителей страны Председателя Верховного Совета заставило Корягина по-иному оценивать ситуацию. Одно дело вести нить операции вдвоем, зная, что всех остальных ты можешь подставлять и использовать. Другое дело, когда оказывается, что в суть заговора посвящен третий, который к тому же обладает немалым влиянием и реальной конституционной властью.
Корягину вспомнилось совещание в ЦК партии, происходившее
Но ведь это был только первый ход в той комбинации, которую участники совещания должны были разыграть с участием руководства партии и парламента. Причем следующий уже предусматривал добровольно-принудительный уход Президента со своего поста. И тогда тоже, как и сейчас, — вводя в действие комитет то ли «по спасению Отечества», то ли «по чрезвычайному положению», — тоже предусматривалось, что вначале Русаков передаст свои полномочия Ненашеву. Которого к тому времени как политика уже никто всерьез не воспринимал.
Если бы этот сценарий сработал, Ненашеву предоставилась бы возможность проделать самую грязную работу: объявить чрезвычайное положение и принять на себя весь гнев народа и мирового сообщества по поводу всех тех многотысячных арестов и прочих узурпаций, которые неминуемо влекла за собой «чрезвычайка». После этого Ненашев официально должен был сослаться на состояние здоровья, или — что казалось предпочтительным для его окружения и соратников — на отсутствие опыта, и передать президентские полномочия Лукашову.
Корягин вновь нарисовал незавершенный треугольник, но в кружочке, составившем его основание, жирно вывел «Кремлевский Лука». А рядом название другой операции — «Евнух».
Операция «Евнух» отличалась тем, что в данном случае Президент оставался при своих довольно шатких полномочиях, а Лукашов — при своих, еще более неопределенных. При этом учитывалось, что некоторые республики уже вышли из состава Союза, а остальные, хотя и соглашались на подписание нового союзного договора, но склонны были рассматривать его лишь как некую конфедерацию, как временную окантовку своих суверенитетов, своего национального возрождения. Вот почему смысл операции сводился к тому, чтобы максимально сохранить административную структуру, законодательство и политические реалии Советского Союза. Ну а девиз его формулировался предельно просто: «Ратовать за реформы, ничего не реформируя; а ратуя за перемены, ничего не изменять». Не нужно было прибегать к помощи аналитиков, чтобы понимать, что для «недоперестроенной» страны такой путь неминуемо оказаться бы гибельным.
Иное дело операция «Кремлевский Лука». Тут
Высшему руководству госбезопасности было хорошо известно, насколько Кремлевский Лука хитер и коварен; каким умением располагать к себе людей он обладал. Да и полупролетарская-получиновничья внешность нового правителя представала таковой, что просто невозможно было увидеть в нем новоявленного Пиночета нижегородского разлива. В лучшем случае перед вами представал уставший от жизни, стремящийся примирить всех и вся школьный учитель, неожиданно, на волне пролетарского народовластия, оказавшийся на гребне этого самого «…властия».
Сталин и Брежнев тоже казались простаками. Что из этого вышло, лучше всего могут порассказать диссиденты, до сих пор покаянно отмаливавшие свое политическое презрение в лагерях и психушках, устроенных для подобного люда его же, Корягина, подручными.
Шеф госбезопасности мог бы смириться с таким развитием событий, если бы уверенность, что Кремлевского Луку тоже удастся довольно быстро лишить всех этих постов. Однако уверенности такой не было. Наоборот, существовала опасность развития событий по принципу бумеранга: облачась в диктаторские полномочия, Лукашов прежде всего постарался бы убрать с дороги шефа госбезопасности, а также министров обороны и внутренних дел. Мало того, Корягин даже с уверенностью мог назвать имя человека, который готовился занять кресло председателя КГБ.
Другое дело — Русаков. Этот на серьезные перестановки сейчас не решится, иначе сразу же лишился бы своей последней поддержки и в Политбюро, и в целом, во всех более или менее влиятельных государственных структурах.
Немного отвлекшись от размышлений, Корягин по внутренней связи потребовал от полковника, сидевшего в приемной, выяснить, как обстоят дела. Не забыв поинтересоваться при этом, что слышно в Главном разведуправлении Генштаба: они там хотя бы поняли, что происходит сейчас в стране? Или пока что, как всегда, пребывают в приятном неведении?
— Будет доложено, товарищ генерал, — полусонно отчеканил полковник.
Вернувшись из Лондона, Русаков какое-то время действительно пребывал под эйфорическим воздействием встречи с руководителями западных стран. Общение с сильными мира сего для «прораба перестройки» было важно само по себе, независимо от политической ситуации, вызвавшей это общение, и его конечных результатов.
У Русакова почему-то давно сотворилась иллюзия, что он принят в этот аристократический клуб даже не как лидер страны, а сам по себе, как личность. Право встречаться с лидерами многих государств генсек-президент расценивал, как одну из вершинных возможностей той власти, которой он изначально наделен в своей собственной стране; и в то же время — как один из способов укрепления своего изрядно пошатнувшегося авторитета.