Киммерийский закат

Сушинский Богдан Иванович

— Корягин говорит. Госбезопасность.

— Ах, это вы, товарищ Корягин? Председатель КГБ? Тогда действительно «здрасте». Слушаю вас, товарищ Корягин.

— Вы, очевидно, уже знаете, что создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, во главе которого встал Ненашев.

— Это тот ли самый Ненашев, который до недавнего времени числился вице-президентом?

— Почему вдруг «числился»?

— Да потому что он грубо нарушил Конституцию СССР. — И, не давая возможности Корягину возразить, тотчас же спросил: — Почему этот ваш комитет не возглавил сам Президент?

— Так сложились

обстоятельства, — скороговоркой как-то объяснил Корягин. — Решением ГКЧП предполагается ввести чрезвычайное положение, чтобы вывести страну из того кризиса…

— Извините, что прерываю, товарищ Корягин, но все это я уже слышал. Только что. От генерала Банникова. Который как раз сидит у меня.

— Да, он у вас? Банникову привет. — Ярчука вновь покоробило от наигранной простаковатости шеф-кагэбиста, но именно поэтому, в том же клоунадном тоне, повторил, уже обращаясь к генералам и словно бы самого главкома не замечая. — Банникову передают привет. От московского КГБ.

— Что там, в республике? — поинтересовался Корягин.

— Да ничего, все нормально, — Ярчук прекрасно понимал, что шеф госбезопасности явно тянет время, пытаясь спровоцировать его на откровенный разговор, вызвать какую-то действенную реакцию на события в Москве, на ГКЧП…

— Банников уже информировал вас? — послышалось из аппарата, поскольку Ярчук рискнул включить громкую связь.

— Во всяком случае, пытался информировать.

— И к какому мнению вы пришли?

— Пока что ни к какому. Сидим, дискутируем, — Ярчук умышленно говорил так, словно звонок главного идеолога и теневого руководителя путча его совершенно не заинтриговал.

И генерал-путчист Банников клюнул на это. Убедившись, что звонок всесильного шефа госбезопасности на руководителя Украины абсолютно никакого впечатления не произвел, он вдруг подумал: «А не рассчитывает ли этот хитрый украинский лис на поддержку каких-то республиканских структур: местного кагэбэ или милицейских спецназовцев? Слишком уж уверенно он держится. Подозрительно уверенно!»

— И по поводу чего, собственно, дискуссия? Если, конечно, не секрет?

— Ну, какие же могут быть секреты от кагэбэ? Да тут, собственно, и не дискуссия. Просто генерал Банников упрямо ссылается на какие-то решения гэкачепистов, угрожает, что введет в Украине чрезвычайное положение.

— Ну, вводить чрезвычайное положение в суверенной республике генерал не вправе.

— Так вот я и объясняю вашему гонцу-генералу, что вводить в Украине чрезвычайное положение он не вправе, — осклабился Ярчук, искоса взглянув на Банникова. — И вообще что-то у вас там с этим гэкачепе не вяжется. Существует же закон о чрезвычайном положении, в котором четко, конституционно расписано, кто на какой территории и при каких чрезвычайных ситуациях имеет право вводить такое положение. Так вот, все, что принято этим вашим гэкачепе, на которое ссылается его член, гэкачепист Банников…

— Я не являюсь членом ГКЧП, — неожиданно резко отреагировал генерал армии.

— О, так, оказывается, Банников еще и нечлен этого самого Гэ Ка…Чэ Пэ?! Тогда вообще непонятно, что здесь происходит! Словом, статьи этого постановления с законами Союза и республики, а также со статьями наших конституций — ну, совершенно не вяжутся.

— Там

не все так просто, — проворчал Корягин.

Ссылаясь на непутевого генерала Банникова, с его гэкачепистами и чрезвычайным положением, Ярчук специально делал вид, будто не знает о том, что весь этот ГКЧП как раз и создан с благословения его собеседника. Он даже апеллировал к нему, как шефу службы госбезопасности страны, призванному защищать конституционный порядок, с призывом не допускать, чтобы к нему, спикеру Верховного Совета, прилетали какие-то «совершенно распоясавшиеся генералы».

— И потом, самое главное: мы с генералом Банниковым так и не смогли выяснить, где же сейчас находится Президент СССР и как он себя чувствует?! — почти патетически воскликнул Ярчук. — Нас всех, все руководство республики, тревожит его судьба. Притом, что никто толком не знает, где сейчас Русаков.

Поняв, что Ярчук попросту подставляет его — ибо Корягин для того и прислал его, Банникова, сюда, чтобы «местные товарищи» подобные вопросы не задавали и сами ими тоже… не задавались, — генерал-путчист нервно постучал кулаком по столу, стараясь привлечь внимание Хитрого Хохла. А когда тот взглянул на него, жестами показал, что это не телефонный разговор.

— Обо всем, что касается Президента СССР, — довольно громко проговорил генерал, — я вас сейчас проинформирую. Мы до этого пока что не дошли.

Однако Ярчук помахал рукой перед ним, дескать, «не мешай говорить!».

— Я-то думал, что вы уже в курсе, — нервно прокашлялся Корягин. — Дело в том, что Русаков серьезно болен.

— Если он болен, почему не опубликовано официальное сообщение с выводами медицинской комиссии? Это же глава государства. Вы там, в Москве, что, порядка не знаете? Это же общепринято. Во всем мире. Где он сейчас находится?

— Все еще в Крыму, — не решился вводить его в заблуждение шеф госбезопасности.

— Вот и я считаю, что в Крыму. Во всяком случае, был там. Перед появлением здесь Банникова, и иже с ним, я звонил Президенту СССР…

Пауза, которую выдержал при этом Ярчук, достойна была лучшей из постановок МХАТа. Он мысленно увидел, да что там, — он почувствовал, почти физически ощутил, как шеф госбезопасности вздрогнул и весь напрягся. В то же время спикер уловил, как Банников раздраженно взглянул на Журенко, мол, что ж ты, сволочь, промолчал, не информировал о том, что такой разговор между Ярчуком и Русаковым состоялся?!

Зато теперь главком понимал, почему Ярчук держится столь уверенно: у него состоялся разговор с Президентом Союза. То, что он услышал от Русакова… как раз и позволяло Хитрому Хохлу столь уверенно, и почти нагло, вести себя с ним, главкомом Сухопутных войск, представителем ГКЧП, специально присланным сюда из Москвы! А что именно Ярчук услышал он Русакова, предположить было несложно. Прежде всего он узнал, что Русаков отказался подписывать указ о введении в стране чрезвычайного положения.

Ладони Банникова стали липкими от пота. Еще несколько минут назад он чувствовал себя в республике всесильным представителем Центра, повелителем огромной армии, которая, по первому его приказу, поставит эту непокорную национал-хохляндию на колени, сотрет с лица земли. Теперь же он чувствовал себя всего лишь жертвенным бараном.