Кинхаунт

Анисимов Василий Александрович

Тогда я налил всем еще, взамен своего отобрав бокал у Креза.

— И что делать? — с мукой в голосе спросил капитан. — Ну, б-будем мы восстанавливать монархию… сойдем с берега и пойдем на штурм Дворца…

Но я пронзил его суровым пьяным взглядом. Лоцман поспешно вторил презрительным фырканьем.

— На штурм уже поздно идти. Надо было семь лет назад, когда было горячо. Сейчас надо готовить народ. Говорить с ним на его языке.

— И что говорить?

— С толпой надо разговаривать об инстинктах. На языке инстинктов. Наливай.

Иначе она не поймет. — Чтобы меня лучше слышали, я встал над столом, опершись на него обоими руками. — Инстинкт, это душа толпы. Это то, чего тебе хочется. Тебе ведь хочется есть, получать информацию, быть в безопасности и размножаться?

Такой прямой вопрос заставил капитана смутиться. Надо же, старый хрыч, целыми днями торчит на мостике и пялится в морскую даль, а хочет размножаться. Крез, в этот момент разговаривавший с Лианой о погоде, запнулся и бросил на меня огненный взгляд, но я притворился, что не заметил.

— И толпе хочется того же самого! Когда мы наедине, мы этого стесняемся, но в толпе мы сбрасываем узкие одежды стыда и сливаемся в едином порыве оголенных, как провода, первобытных чувств — догнать, чтобы съесть, съесть, чтобы размножаться, размножаться, чтобы жить…

Я чувствовал себя альпинистом, карабкающимся по отвесной скользкой стене нагроможденных друг на друга слов, и, чтобы придать себе сил, опрокинул в себя свой бокал и жестом приказал остальным сделать то же. Чему они и повиновались безоговорочно.

— С толпой надо разговаривать просто! Мы хотим знать!!! — заорал я, почувствовав новый прилив могучих сил. — И толпа открывает уши — потому что она хочет знать!!!

— Мы хотим есть!!! — кричал я радостно, и крик мой летел над морем, и на него сбегались с кухни обеспокоенные повара, держа в руках подносы с жареными и вареными дарами моря. — И толпа открывает уши — она хочет есть!!! Ха-ха-ха, она хочет жрать!!!

— Она хочет размножаться!!! — и повара стыдливо убегали обратно, держа в руках опустевшие подносы. — Толпа — это борьба! У тебя нет врагов, но у толпы обязательно найдутся! Враг толпы — другая толпа! Ребята, наших бьют!!! Только крикни, и увидишь, все сразу встрепенутся, начнут сжимать кулаки, начнут вращать глазами — вот так!!!

Иллюстрируя смысл своих слов, я сжал кулаки, бешено выпучил глаза и стал поворачиваться в разные стороны в поисках воображаемых врагов.

— Ребята-а-а, наших бью-у-у-ут!!! — заорал я во всю мощь своих легких.

В этот момент из трюма на палубу повыскакивали матросы, с бешено выпученными глазами сжимающие кулаки.

— Кого бьют? Где наших бьют?

— Вот видишь, — обрадовался я, указывая на них так, словно они были моими подопытными кроликами, правильно отреагировавшими на удар током, — это действует! Ты можешь так?

Капитан очень долго думал, я понял, что надо ускорить процесс, взял его за грудки и начал орать прямо в лицо:

— ТЫ МОЖЕШЬ ТАК? ЭТО НЕ ВОПРОС! ЭТО УТВЕРЖДЕНИЕ! ТЫ МОЖЕШЬ!!!!

Я ждал ответа от

капитана и не замечал, что обеспокоенные его судьбой матросы гроздьями повисли на мне с обоих сторон, пытаясь отцепить от него мои руки.

Наступила драматическая пауза, и в этот момент воздух прорезал звонкий голос Лианы.

— Перестаньте! Сир, вы пьяны!

С удивлением осознав, что девушка обращается ко мне как к титулованной особе, я сначала обиделся, потом решил опровергнуть ее слова своим поведением.

— Что вы, о юное создание, я совершенно трезв.

Галантно раскланявшись с капитаном, я прихватил со стола початую бутылку кира и попытался величественно удалиться на нос корабля, чтобы предаться размышлениям о высоком, однако внезапный наклон палубы некстати пришелся на тот момент, когда я делал шаг. Я потерял равновесие и упал на колено, больно его ударив. Попытка встать в сочетании с новым наклоном палубы привела к тому, что я повернулся и упал на спину, успев бережно, как ребенка, обеими руками обнять бутылку.

После этого я уснул.

Философия Креза

До Кинхаунта оставалось два дня пути. Все это время я предавался блаженному ничегонеделанию, а Крез сходил с ума от скуки.

Хотя это словосочетание, "сходить с ума", по отношению к Крезу может быть сочтено не совсем справедливым, потому что трудно представить себе схождение с того, существование чего нуждается в довольно сложных доказательствах. Называть ли "умом" то переплетение противоречивых волевых импульсов, бездумных желаний и обрывков бегло пролистанных в поисках картинок книжек, которое царило в подсознании Креза (вопрос о наличии у него сознания представляется мне весьма спорным), или называть его как-то еще, я до сих пор не могу решить с уверенностью.

В общем, наверное, точнее будет выразиться, что скучающий на судне Крез испытывал все более сильное беспокойство. Очередная остановка из-за поломки переполнила его чашу терпения. Он надел гидрокостюм, взял пневморужье и прыгнул за борт.

Озлобленный, он дрейфовал возле корабля всю ночь и утро, пока матросы возились с двигателем. За это время он увидел множество разнообразных животных и даже ознакомиться с их повадками, насколько это было возможно в течение тех коротких мгновений, которые отделяли момент их обнаружения Крезом от гибели.

Когда количество привязанных к поясу трофеев начинало тормозить движения Креза, а сочащаяся из них кровь привлекала уж слишком большое количество хищников, он поднимался наверх, чтобы отдать добычу матросам и немедленно спуститься обратно.

Недалекие матросы швыряли обратно все, что считали несъедобным, и оскорбленный Крез поднимался наверх.

Не сумев оспорить его весомые аргументы, они наконец позвали капитана.

— Крез, — осторожно заметил тот, взирая на кучу убитых Крезом порождений океана. — Понимаешь, эти рыбы-змеи… они очень невкусные. Их мясо воняет.