Киноповести
Шрифт:
— Ну и как мне его теперь, папкой, что ли, звать?— спросил Витька негромко.
Юрка пожал плечами.
— К нам, когда папка помер, тоже приходил один... я его дядей Сашей звал. Не мог. Я папку-то хорошо помню.
— И я помню.
— Ну и будешь дядей звать... Нечего их наваживать. Старый?
— Старый,— сказал Витька, всерьез озабоченный новым «папкой».
— А у него, что же, родных-то никого не было, что ли?— спросил старик с печки.
— У кого?— не понял Юрка.
— У того академика-то. Одни студенты стояли?
—
— Дети-то были поди?
— Наверно. Завтра узнаю.
— Были, конечно. Никого если б не было родных-то, немного надиктуешь. Плохо человеку одному. Не приведи господи!
Мать Витькина громко засмеялась.
— Не знаю,— сказала она.— Я так не думаю.
— Уверяю вас!— тоже улыбаясь, воскликнул слегка заалевший Владимир Николаич.
И дядя Николай тоже слегка заалел... Всем было хорошо, все слегка поразмякли.
— А не спеть ли нам?!— догадался дядя Николай.— А? Эх, Витьки нет, он бы нам счас на баяне подобрал какую-нибудь.
— Хорошо играет?— спросил Владимир Николаич.
— Мой подарок,— не удержался, похвастал дядя Николай.— На день рождения ему отвалил — пускай учится.
— Люблю музыкальных детей,— сказал Владимир Николаич.
— Так споем, что ли!
— Какую?— спросила Груша.
— Давай какую-нибудь. Ты у нас песельница.
— Ну, прямо!.. Нашел песельницу.
И вдруг Владимир Николаич, прикрыв маленькие петушиные глаза, зачастил не шутя, козлом:
— «Небо, небо, небо, небо-о»!..
Хотел-то он всерьез, но так это вышло смешно и нелепо, что Николай и Груша засмеялись. Тогда засмеялся и Владимир Николаич — будто он хотел пошутить.
— Давай, Груша!— попросил опять Николай.— Помнишь, про колечко как-то... Про любовь, про колечко. Ты часто пела...
Груша, справившись со смущением, вскинула голову, как-то простецки-смело глянула на «суженого», усмешливо улыбнулась и негромко, красиво запела:
«Что стоишь, качаясь,Тонкая рябина-а?Головой-ой склоняясьДо самого тына-а...»Брат Николай неожиданно хорошо, в лад поддержал:
«...Голово-ой склоняясьДо самого-о тына-а».Они, видно, певали раньше — славно у них вышло.
«Там через дорогу...» —повела дальше Груша:
«За-а рекой-ой широкойТа-ак же о-одинокоДу-уб стоит высокий».Владимир Николаич заблеял было:
«Та-акНо — смолк. Не умел он. Стал слушать.
Брат с сестрой пели:
«Как бы мне, рябине,К ду-убу перебраться,Я б тогда-а не стала-аГнуться и качаться-а!..Ох, я б тогда-а не стала-а...»Тут вошел Витька.
Песня погибла. Мать что-то опять смутилась, вскочила из-за стола, улыбаясь, и какой-то извиняющийся тон появился.
— Сынок пришел! Поесть хочешь?
— Нет,— сказал Витька.— Я у Юрки поел...
— Господи!.. «У Юрки». Он и так едва концы с концами сводит, а он объедает ходит...
— Нам дед Ефим сала дал.
— Витьк, ну-ка, сыграй нам!— сказал дядя Коля.— А?
— Я уроки не выучил,— сказал Витька. И посмотрел на дядю Володю не очень любезно.
— Ну, сыграл бы...— попросила и мать.
— Хо!.. Говорят: уроки не выучил...
— Что ж ты их до сих пор не выучил?— обиделся дядя Коля.— Ох, Витька, Витька... Ну, иди учи.
Матери неловко стало за столь открытую нелюбезность сына.
— Ну, иди, иди — учи,— тоже сказала она.
Витька ушел в горницу.
Дядя Володя поднялся...
— Ну, пора и честь знать, как говорят.
— Да посиди еще!— воскликнул Николай.— Чего ты? Еще успеешь. Куда торопиться-то?
— Посидите,— сказала и Груша.
— Да нет, пойду... А то темно станет. Включу счас телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.
Витька у себя в горнице похоже передразнил дядю Володю.
— Да нет, пойду... А то темно станет, хулиганов полно на улицах.. Гусь-Хрустальный.
— Ну, приходите... Не забывайте,— слышалось из большой комнаты. Мать говорила.
— Ладно, ладно — приду,— опять изобразил Витька ненавистного ему гостя.— В воскресенье приду. Может, в субботу... Явлюсь, так сказать.
И стал дядя Володя являться. По субботам и воскресеньям.
Раз явился:
— Здравствуйте. Немного все же похолодало. Чувствуется. Лист уже пожелтел.
Два явился:
— Здравствуйте. Сегодня потеплей. Но все равно скоро — конец. Лист только до первого ветра: слетит.
Три явился:
— Слетел. Голенькие стоят. Пора...
Один раз мать с Витькой откровенно поговорили.
— Уроки выучил?
— Выучил.
— Ну-ка сядь — поговорим. Как тебе дядя Володя-то?
Витька хотел увильнуть от ответа. Пожал плечами, как он делал, когда не хотел говорить прямо.
— Что?— спросила мать.
— Ничего...
— Не глянется?
Витька опять пожал плечами.
Мать кивнула головой, подумала... И вдруг засмеялась милым своим, ясным смехом.
— Ох, и но-ос!.. На семерых рос, одному достался. А, Витька?.. Вот так нос!