Кинозвезды. Плата за успех
Шрифт:
Репортеры бросились к Сталлоне со жгучим вопросом, как ему удалось так замечательно выглядеть. Сильвестр, лукаво улыбаясь, поведал им, что на протяжении всего времени съемок вел исключительно целомудренный образ жизни, уверенный, что отказ от секса поможет ему сохранить силы для сцен боксерских поединков. Перерыв в работе секс-машины?
«Спортсмены, которых я знаю, — заявил Сталлоне, — перед важными боями всегда отказываются от секса, поскольку, если они не сделают этого, то наверняка проиграют. Честно говоря, иногда очень хотелось оказаться в постели с женщиной, но я сдержался. Зато теперь знаю точно: аскетизм — залог хорошей драки».
Сильвестр Сталлоне зашагал по дороге аскетизма? В это не верится.
Время Сильвестра Сталлоне еще не прошло.
ПРОСТО ДЕПАРДЬЕ
Журналисты, пищущие о Жераре Депардье, всегда мучаются с определением героя. Кто он? Как лучше и точнее озаглавить материал о французской знаменитости? И появляются на свет статьи: «Депардье — гигант!», «Вулкан по имени Депардье», «Динозавр экрана», «Витязь в собственной шкуре», «Непредсказуемый Депардье», «Загадочный, великий, скромный», «Жерар Депардье — великий и ужасный», «Восхитительный Жepap», «Странствующий крестьянин Депардье», «Сто ликов Жерара Депардье», «Жepap Депардье: единство противоположностей» и т. д.
Всё верно и неверно. Лучше, конечно, послушать, что говорит о себе сам Жepap Депардье. «Я себе интересен, — откровенничает он. — Я очень любопытен, ведь в жизни столько интересного. Хочется попробовать все. Новый опыт, новые идеи, новые люди меня всегда увлекают. Но часто по закону спирали возвращаемся к новому уже на другом уровне, с новым опытом».
«Мне повезло, — сказал как-то Депардье. — Я знал слишком мало для того, чтобы понять — мне никогда не достичь того, что я добиваюсь. С другой стороны, мне повезло в том, что не получил формального образования, еще и по иной причине. Я принес с собой иную Францию, глубинную Францию. И это определяет мою суть. Проблема буржуазии (а буржуазия сегодня — это и есть Франция) в том, что ее научили — как надо делать и как не надо. А в той, другой, глубинной Франции, там люди живут для того, чтобы в конечном жизненном итоге достигать какой-то цели».
О своей популярности, об актерстве он говорит так: «Во всяком случае, ни супергероем, ни суперзвездой себя не чувствую. У меня нет такого рода тщеславия. А потом, не надо забывать, что за актером всегда стоит автор. А это немало. И все-таки это гениальная профессия. Она позволяет мне мечтать, жить в мире моего воображения. Для меня — это единственная форма существования».
Депардье всегда поражает своей откровенностью и некоторой наивностью взглядов. Готовясь сыграть роль Наполеона Бонапарта, актер без лишней скромности заметил, что с Наполеоном его сближают такие качества: он не глуп, не холоден, и в его душе есть «средиземноморский дух, а не трагичность».
Это уж точно, Депардье — не трагик. Но и не Аркадий Счастливцев. «Иногда я скучаю по прежнему сентиментальному парню, каким мог бы быть, но каким никогда не буду, — отмечал Депардье. — Даже с женой и детьми не умею быть „милым“. Наверное, оттого, что в детстве, когда тянулся к ласке, то получал пощечину. С тех пор нежность навсегда исчезла из моего сердца, ее просто вытравили. Тюрьмы, драки, злость людей сделали из меня монолит из гранита. Порой я спрашиваю себе, а бьется ли в этих каменных сгустках сердце?»
Во французской прессе о Депардье можно прочитать следующее, в частности, в журнале «Пуэн»: «Жерар Депардье — это голос. Удивительный, такой мягкий и проникновенный, особенно когда актер говорит о своем „буйном характере“. Это осторожные, сдержанные дозы
Депардье — антикомильфо. Но вот что удивительно, чопорная Франция прощает ему все грубые манеры и все причуды поведения. Более того, восхищается этим. Депардье напивается так, как мог бы напиться только Гаргантюа. Он рычит. Беснуется. Может выкрикивать стихи в ночь с крыши своего замка. Или выкинуть еще какой-либо фортель. Всё ему прощается: он — Депардье. Он сама Франция.
Его полное имя Жерар Ксавье Марсель Депардье. Он родился 27 декабря 1948 года в маленьком и сонном городке Шатору в центре Франции. Жили «беднее бедного». Отец Деде когда-то работал на металлургическом заводе, затем перешел на социальное пособие, и был по существу алкоголиком. Мать Лиллет билась за жизнь из последних сил. Она рассказывала Жерару, что пыталась сделать аборт вязальными спицами, но неудачно, — и на свет появился маленький Жерар. Он и пять его братьев и сестер ютились в одной комнате.
«В нашей семье никогда не было принято делать друг другу признания, да и просто разговаривать, — писал в своей книге Депардье. — В нашей развалюхе в Шатору, этой пещере, царил закон молчания. Оглушительного молчания. Потому что все беспрерывно орали. Я научился кричать раньше, чем говорить».
Жерар был трудным ребенком. И хотя он сам не считал себя несчастным, окружающие считали его таковым. «Рябая рожа» — так называли его сверстники. Он плохо учился, быстро вылетел из школы и очутился на улице. Характер у него был дикарский, но для уличных дел это годилось вполне: купить — продать виски — сигареты для служащих базы НАТО, расположенной в городе. У нас такие операции когда-то назывались фарцовкой. А еще — уличные драки, потасовки, футбол, бокс, попойки, мелкое воровство и, соответственно, приводы в полицию И даже небольшой тюремный срок, короче, полный набор! Нет, к набору надо добавить еще бродяжничество. Депардье покинул Шатору и отправился к морю: у него была давняя мечта — увидеть море. «Когда я увидел море, — вспоминает Жерар, — я почувствовал, что хочу иметь свободную профессию, свободную в самом широком плане. У меня всегда была мечта: сначала о море, потом мечта о профессии… Так я стал актером. Я тогда даже не знал, что такое театр. И вот в 15 лет я оказался в здании театра, где впервые услышал, как читают текст, впервые увидел, как в полутемном зале свершается некое действо…»
Итак, осенью 1965 года Жepap Депардье с легким вещевым мешком отправился покорять Париж, мечтая, подобно стендалевскому Жюльену Сорелю, прославиться и разбогатеть. Путь к этому лежал через театр. На пробах Депардье не мог прочитать наизусть ни Лафонтена, ни Бодлера — он даже не знал, кто они такие. Все видели в нем лишь необразованного, неуклюжего провинциального увальня с вульгарными манерами, и лишь профессор Люсьен Арно сразу угадал в нем талант лицедея, как и его первый учитель по школе драматического искусства Жан Ролан Коше. Опытные педагоги поняли, что игра стоит свеч, и стали возиться с новым учеником, тщательно работая над его памятью и речью, для чего Депардье «прописали» стихотворения Альфреда де Мюссе и музыку Моцарта. Жерар учился прилежно и быстро избавлялся от своих недостатков.