Кинжал с красной лилией
Шрифт:
— Почему же вашим?
— Потому что, как и положено, я буду жить в особняке де Сарранса. Королева придает огромное значение тому, чтобы я находилась подле вас. В этом случае она будет совершенно спокойна, что ее супруг не будет тереться возле ваших юбок.
Гнев и отвращение поднялись смутной волной, перехватив горло Лоренцы, помешав ей горько расплакаться. У нее было ощущение, что расписной, украшенный золотом потолок опустился и придавил ее. Но, кроме отвращения, она испытывала стыд за вечно недовольную и злобную Го-норию, которая вмиг позабыла и свое положение, и
— Какая перемена! — проговорила она с презрительной улыбкой. — Вы помните, какими словами вы называли сеньору Галигаи, когда мы покидали Флоренцию? Самыми мягкими из них были шлюха, отброс человечества, чертово отродье. А теперь вы стали... Но кем, собственно? — облагодетельствованной ею рабыней, ее дорогой подругой, горячей обожательницей? Вы, Даванцатти!
Лучившаяся радостью мегера побагровела под обвиняющим взглядом черных глаз, который пригвоздил ее к невидимому позорному столбу. В ответ донна Гонория пожала плечами, надеясь, что ее жест сойдет за снисходительное пренебрежение.
— Людей должно ценить по той пользе, которую они могут нам принести. Признаю, что я была слишком простодушна, доверяя злым слухам, которые ходили у нас в городе. Леонора вполне располагает к себе. Только низкие души собирают все сплетни, которыми живет улица. Привязанность королевы говорит о многом, и я посоветовала бы вам относиться к мадам Кончини соответственно. Благодаря ей наша бедная государыня так по-христиански переносит обиды, которые не устает наносить ей супруг, этот еретик, этот...
— Если Мария де Медичи королева, то только благодаря этому еретику, поскольку он король.
И я в свою очередь тоже дам вам совет: вам следует быть к нему немного почтительнее.
— Но он мне не нравится! Почитаешь тех, кто заслуживает почтения, и...
Но донне Гонории не пришлось завершить свою речь. Лоренца, не в силах больше выносить присутствие злобной ханжи, взяла ее за руку и вывела за дверь, несмотря на громкие протесты. А, закрывая дверь, не забыла повернуть красивую позолоченную ручку из бронзы, заперев ее на замок И тогда уж, не противясь более своему горю, бросилась на кровать и заплакала. Слезы все лились и лились, и Бибиена села рядом со своей несчастной девочкой, обняла ее и стала баюкать, ничего не говоря и только гладя по головке, как утешала ее, когда та была малюткой.
Прижавшись к большой и теплой груди кормилицы, Лоренца мало-помалу успокоилась, и ее сердце перестало трепетать, как испуганная птичка. Прошло еще несколько минут, и она поднялась, взяла из рук Бибиены батистовый платочек, вытерла нос и глаза и с отчаянием посмотрела
— Надеюсь, ты все слышала?
— Думаю, она специально кричала так громко.
— Злобная гарпия окончательно и бесповоротно встала на сторону моих врагов. Я не должна тешить себя иллюзиями, здесь меня ждут только горе и беды. Королева возненавидела меня, не успев даже познакомиться...
— Она тщеславная, глупая и злая. А ты такая красивая! И к тому же на глазах у всех посмела пойти против ее воли, отказавшись выйти замуж за противного старика.
— Конечно, промолчав, я поступила бы разумнее. Завтра вечером я стану его собственностью, и он запрет меня у себя в доме под охраной Гонории... Жизнь моя превратится в ад. Если бы я могла сбежать! Но никто не хочет мне помочь! Я умоляла мессира Джованетти дать мне возможность вернуться во Флоренцию, но он отказал мне...
— А ведь он тебя любит...
— С чего ты взяла?
— Говорю я мало, но глаз у меня зоркий, и он меня еще не подводил. Говорю тебе: он тебя любит!
— Но его любовь никоим образом не проявляется. Думаю, что куда больше он боится потерять свое место. Не забывай, что за мной его послала наша ужасная королева.
— Я уверена, что он всей душой хочет тебе помочь. Иначе тебя не увезли бы с такой поспешностью из-под его крова. И как раз в тот самый миг, когда он говорил с королем. К тому же, если я правильно поняла, он пытался убедить его, что старику лучше от тебя отказаться.
— Но король есть король, черт побери! Он может отдать приказ! Но он не хочет! Мне не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Так что завтра...
— Что ты собираешься делать? Не пугай меня!
— Не стоит пугаться. Я воспользуюсь единственным оружием, которое у меня есть. Кстати, ты не знаешь, где кинжал с красной лилией? Он лежал у меня под подушкой. Когда к нам явилась сухопарая мадемуазель, она устроила такой беспорядок, что, боюсь, я его забыла...
— Зачем тебе кинжал, который уже причинил тебе столько зла?
— Пусть избавит меня от тех, кого мне приготовило будущее. Он послужит мне защитой, понимаешь?
— Ты обратишь его против других или против самой себя? Кинжал — мужское оружие, и оно всегда мне внушало страх.
— Тебе внушали страх кинжалы, а мне внушают страх люди, которых я вижу здесь! Мне кажется, что при этом дворе нужно опасаться всего и всех. Я думаю, что мой кинжал остался у мессира Филиппо. Завтра ты сходишь и принесешь его.
— Если меня отсюда выпустят. Ты заметила, что в обоих концах галереи несут охрану гвардейцы? Они ведь не зря там стоят!
— Ну, так узнаем, зря или не зря! Подай мне плащ, перчатки, оденься сама, и мы попробуем выйти.
— Я уверена, что нас отсюда не выпустят.
Как оказалось, Бибиена была права. Только они приблизились к выходу, солдаты скрестили протазаны, загораживая проход. Лоренца попробовала настоять на своем, говоря, что направляется в церковь, но солдат, хоть и с улыбкой, возразил:
— Сожалею, мадам, но приказ есть приказ: вы не можете покинуть дворец ни под каким предлогом.
— Мне не позволено даже молиться?