Киплинг
Шрифт:
Ну а в-третьих, по мере того как строительство подходило к концу, иссякали и средства, которые регулярно извлекал из «Наулахи» подрядчик Битти. В довершение всего, вернувшись осенью 1894 года из Англии, Киплинги наняли, в придачу к повару, двум няням и служанке, еще и кучера, некоего Мэтью Ховарда, и этот невысокий, смазливый кокни, обрюхативший добрую половину местных девиц, начинает исполнять в «Наулахе» обязанности приказчика, ранее возложенные на Битти. Он отбирает у Битти хлеб, Битти, лишившись заработка, начинает жить в долг, пьет все больше и больше и, естественно, ожесточается; отношения его с сестрой и шурином, особенно с сестрой,
С лета 1895 года отношения между родственниками-друзьями-соседями мало напоминают недавнюю идиллию и вскоре окончательно заходят в тупик. Кэрри с братом и его женой больше не разговаривает, в случае же крайней необходимости обменивается записками. В Брэттлборо «общественное мнение», нетрудно догадаться, на стороне «униженных и оскорбленных». «Общий глас» таков: покладистого, благородного «своего парня» терроризируют неблагодарная богатейка сестра и ее муж, спесивый британец, который и в церковь не ходит, и держится особняком, и в разговоры не вступает, а ведь Битти, между прочим, три года на них вкалывал.
И тут «богатейка сестра» совершает очередную ошибку. Когда в марте 1896 года, спустя месяц после рождения у Киплингов второй дочери Элси, Битти объявляет себя банкротом, Кэрри — известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, — предлагает Битти и Мэй, что если брат покинет «Кленовый лес» и пойдет работать, то она готова на первых порах помогать его семье материально и даже взять на воспитание их дочь. Подобной благотворительности жена Битти простить Кэрри никак не могла — подумать только: взять на воспитание ребенка при живых-то родителях! — и сделала все, чтобы настроить мужа против Киплингов. Развязка наступила спустя два месяца.
Шестого мая Киплинг едет на велосипеде мимо «Букового леса». На склоне холма он падает, поднимает велосипед, и тут его настигает несущийся на лошади, по обыкновению во весь опор, Битти. Он очень зол: на днях доброхоты рассказали ему, как Киплинг, зайдя в местную забегаловку, объяснял полковнику Гудхью, что Битти «сам себе враг». «Последний год, — пожаловался будто бы полковнику Киплинг, — я вынужден был его содержать. Носился с ним, как с младенцем». Это «носился с ним, как с младенцем» переполнило чашу терпения младшего Бейлстира.
— Эй ты! — кричит он, угрожающе размахивая хлыстом и слезая с лошади. — Слышишь, мозгляк? Мне с тобой поговорить надо.
— Если вам есть, что мне сказать, можете сказать это моему адвокату, — невозмутимо отозвался Редьярд.
Тут Битти, разразившись проклятиями, принялся обвинять Киплинга в том, что тот распространяет про него сплетни, всячески его унижает, и потребовал извинений. Извинений не последовало.
— Если в течение недели, — пригрозил Битти, — ты не откажешься от лжи, которую обо мне распространяешь, я тебе, черт побери, мозги вышибу!
— Вы хотите сказать, что если я не извинюсь, то вы меня убьете? — уточнил Киплинг.
— Богом клянусь, именно так я и поступлю, — проревел Битти.
— В таком случае, — столь же невозмутимо продолжал Киплинг, — за последствия вам придется винить только самого себя.
— Ты еще смеешь мне угрожать, ублюдок! — гаркнул Битти и умчался прочь.
Но то был не конец, а только начало семейной
За одной глупостью следует другая. Мучаясь угрызениями совести из-за того, что он, богатый и знаменитый человек, посадил за решетку своего бедного, никому не известного шурина, Киплинг на первом же слушание предлагает судье, что возьмет подсудимого под залог. Битти, демонстрируя всем присутствующим столь несвойственные ему достоинство и независимость, от залога отказывается, а когда его отпускают под честное слово из-под стражи до следующего заседания, первым, делом бежит на телеграф и дает интервью газетчикам. На следующий же день полсотни журналистов из центральных газет устремляются в безвестный Брэттлборо, чуя поживу. 12 мая 1896 года на повторном судебном заседании в городской ратуше, в присутствии, кажется, всего города, истец Киплинг, вынужденный отвечать на самые неудобные и унизительные вопросы, в одночасье расстается со своей столь лелеемой приватностью.
«Вы испугались?» — «Да, испугался, я решил, что Битти меня убьет, если окончательно выйдет из себя» (Смех в зале.) «Вы пытались бежать? На каком, собственно, основании вы предполагали, что Битти вооружен? Вы готовы отказаться от своих обвинений? Битти расплатился со своими долгами? Правда ли, что, живя в Америке, вы заработали немалые деньги?» На последние три вопроса, к нескрываемому удовольствию ответчика и зала, Киплинг вынужден был ответить утвердительно. Когда же он заявил, что для того и поселился в Америке, чтобы, выполняя обещание, данное им покойному Уолкотту Бейлстиру, оказывать помощь его младшему брату, по залу пробежал недоверчивый шепоток, Битти же разразился громким смехом.
Судья. Стало быть, забота о мистере Бейлстире была вашим основным занятием?
Киплинг. Да нет, я за это время кое-что написал…
Адвокат обвиняемого. Вернемся к вашей с ним встрече на дороге. Вы считаете, что он был в бешенстве?
Киплинг. Да, посинел от бешенства.
Судья. Посинел, говорите? Не покраснел? Не побелел?
Киплинг. Да, именно посинел.
Судья(стучит молотком, чтобы унять смех в зале). Если вы сочли, что мистер Бейлстир обезумел от ярости, почему было не вызвать врача и не настоять на осмотре вашего шурина?
Киплинг. В этом случае я бы и сам потерял рассудок.
Судья. Вы, со своей стороны, способствовали тому, чтобы ссора разгорелась. Почему вы не попытались уладить конфликт?
Киплинг. Моей жизни угрожали впервые. Я понятия не имел, как следует в таких случаях действовать.