Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3

Булычев Кир

– А почему?

– Из-за тебя. Красивая ты, вот и бегал.

– Не надо так, Сергей Иванович. Для меня все равно нет человека лучше вас.

– Я тебе вместо отца. Ты еще любви не знала.

– Я знаю. Я вас люблю, Сергей Иванович.

Легонько затрещал табак в папиросе. Лесник сильно затянулся.

Они замолчали. Молчание было таким долгим, что я решил, будто они заснули. Но они еще не заснули.

– Он не настырный, – сказал лесник.

Хорошо ли,

что я не настырный? Будь я понастырней, на мне никто никогда бы не пахал и Ланде в голову бы не пришло покуситься на эти мои полгода – цепочка мыслей упрямо тянула меня в Москву…

– А зачем сюда шел? – спросила Маша.

– Он не дошел, повернул. Как увидел тебя одну, не захотел тревожить. Я его на обратном пути встретил.

– Я не знала. Он видел меня?

– Поглядел на тебя и ушел.

Опять молчание. На этот раз зашептала Маша:

– Не курили бы вы. Вредно вам. Утром опять кашлять будете.

– Сейчас докурю, брошу.

Он загасил папиросу.

– Знаешь что, Маша, решил я. Если завтра он снова разговор поднимет, все расскажу.

– Ой, что вы?

– Не бойся. Я давно хочу рассказать. Образованному человеку. А Николай

– москвич, в институте работает…

Я неосторожно повернулся, лавка скрипнула.

– Молчите, – прошептала женщина.

Я старался дышать ровно и глубоко. Я знал, что они сейчас прислушиваются к моему дыханию.

– Как спалось? – спросил Сергей Иванович, увидев, что я открыл глаза. Он был уже выбрит, одет в старую застиранную гимнастерку.

– Доброе утро. Спасибо.

Утро было не раннее. Сквозь открытое окошко тек душистый прогретый воздух. Сапоги лесника были мокрыми – ходил куда-то по траве. Топилась печь, в ней что-то булькало, кипело.

Я спустил ноги с лавки.

– Жалко уезжать, – сказал я.

– Это почему же? – спросил лесник спокойно.

– Хорошо тут у вас, так и остался бы.

– Нельзя, – возразил лесник и улыбнулся одними губами. – Ты у меня Машу сманишь.

– Она же вас, Сергей Иванович, любит.

– Да?.. Ты как, ночью не просыпался?

– Просыпался. Слышал ваш разговор.

– Нехорошо. Мог бы и показать.

Я не ответил.

– Так я и думал. Может, и лучше: не надо повторять. Путей к отступлению, как говорится, нету.

И он вдруг подмигнул мне, словно мы с ним задумали какую-то каверзу.

– Одевайся скорей, мойся, – сказал он. – Маша вот-вот вернется. На огороде она, огурчики собирает тебе в дорогу. Ей-то лучше, чтобы ты уехал поскорее. И – забыть обо всем.

– Огурчики обыкновенные? – спросил я.

– Самые

обыкновенные. Если хочешь, в озере искупнись. Вода парная.

Я мылся в сенях, когда вошла Маша, неся в переднике огурцы.

– Утро доброе, – поздоровалась она. – Коровы у нас нет. Сергей Иванович молоко из Лесновки возит. Как довезет на мотоцикле, так и сметана.

– Вы, наверное, росой умываетесь, – сказал я.

Маша потупилась, словно я позволил себе вольность. Но Сергей Иванович сказал:

– Воздух здесь хороший, здоровый. И питание натуральное. Вы бы поглядели, какой она к нам явилась – кожа да кости.

Мы оба любовались ею.

– Лучше за стол садитесь, чем глазеть, – предложила Маша. Наше внимание было ей неприятно. – А вы, Николай, причешитесь. Причесаться-то забыли.

Когда я вновь вернулся в комнату, Маша спросила Сергея Ивановича:

– Пойдете?

– Позавтракаем и пойдем.

– Я вам с собой соберу.

– Добро. Ты не волнуйся, мы быстро обернемся.

За завтраком лесник стал серьезнее, надолго задумался. Маша тоже молчала. Потом лесник вздохнул, поглядел на меня, держа в руке чашку, сказал:

– Все думаю, с чего начать.

– Не все ли равно, с чего?

– Ты, Николай, подумай. Может, откажешься? А то пожалеешь.

– Вы меня как будто на медведя зовете.

– Говорю: хуже будет. Такое увидишь, чего никто на свете не видал.

– Я готов.

– Ох и молодой ты еще! Ну ладно, кончай, по дороге доскажу. – Он снял с крюка ружье, заложил за голенище сапога широкий нож. Маша хлопотала, собирая нас в дорогу. Мне собирать было нечего.

– Я Николаю резиновые сапоги дам, – предложила Маша.

– Не мельтеши, – сказал Сергей Иванович добродушно. – Там сейчас сухо. Ботинки у тебя крепкие?

– Нормальные ботинки. Вчера не промок.

Маша передала леснику небольшой рюкзак.

– А это анальгин. У Агаш опять зубы болят. Забыли небось?

– Забыл, – признался лесник, укладывая в карман хрустящую целлофановую полоску с таблетками.

– Может, Николаю остаться все-таки?

Я вдруг понял, что говорила она обо мне не как о чужом.

– Далеко не поведу. До деревни и обратно.

– Я вам там пряников положила. Городских.

– Ну, счастливо оставаться.

– Что-то у меня сегодня сердце не на месте.

– Без слез, – сказал лесник, присаживаясь перед дорогой. – Только без слез. Ужасно твоих слез не выношу. Откуда они только в тебе берутся?

Маша постаралась улыбнуться, рот скривился по-детски, и она слизнула скатившуюся по щеке слезу.