Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3
Шрифт:
Может, записки подскажут, где искать владельца?
Настроение у Сашка упало. За десятку да бумажки никто ему ничего не отстегнет. И понятно, почему делец не спешит за бумажником возвращаться. Потеря невелика.
Сашок развернул первую бумажку.
Записка. На тетрадном листе в клетку. На ней аккуратным мелким женским почерком такой текст:
«Я, Иванова Дарья Павловна, проживающая по адресу: Москва, Б. Тишинский пер., д. 10, кв. 129, передаю свою бессмертную душу дьяволу в обмен на оказанные мне услуги». Подпись и
Текст был какого-то бурого цвета, и вдруг Сашок сообразил: записка написана кровью!
Сашок внутренне сжался. Такого ему встречать не приходилось. Прежде чем развернуть вторую бумажку, плотную, аккуратную, вырванную из добротного блокнота, он огляделся. Никто на него не смотрел. В песочнице играли два малыша, солнце грело, на улице прозвенел трамвай. По радио начали передавать беседу для любителей садоводства. Москва жила своей трудовой жизнью и не подозревала, с каким страшным фактом столкнулся Сашок.
Вторая бумажка была напечатана на машинке. Текст ее был уже знакомый: «Я, Нечипоренко Семен Семенович, доцент, передал свою бессмертную душу дьяволу в обмен на оказанные мне услуги». Подпись шикарная, размашистая, тоже кровью. И дата. И адрес.
Таких записок было шесть.
Раньше Сашку не приходилось задумываться, есть ли у человека душа. Наука вроде бы это отрицает. С другой стороны, некоторые люди ходят в церковь. Сашок учился в школе, прочел в своей жизни, наверное, тысячу книг. Он знал про трагедию доктора Фауста и отлично понимал, что человек, продавший душу дьяволу, лишь на первых порах добивается выгод. А затем ему приходится за это дорого платить.
Конечно, Сашку были неизвестны услуги, которые оказал дьявол этим неизвестным ему людям. Но если есть дьявол, то приходится признать, что есть и ад. А в аду котлы для грешников. Ясно? И тут, рядом с ним, в нашей столице, живут легкомысленные люди, которые увлеклись легкой наживой и забыли о расплате. Такое случалось с Сашком. И он знал, что расплата в конечном счете куда горше, чем минутные выгоды.
Сашок очень расстроился. Он, правда, еще уговаривал себя, что имеет дело с шуткой, но сам вид бумажника из шершавой, может, даже человеческой, кожи такую возможность рассеивал.
Сашок перебирал расписки и пытался по почерку и по виду бумажки угадать, что за люди попались на удочку к врагу человеческому. Вот расписка Спикухина Эдуарда Юрьевича, почерк мелкий, даже лукавый, подпись в завитках. Кто ты, Спикухин? Что получил ты, что потеряешь? Вот крупные, почти детские буквы, нарисованные кровью на узком листочке Невской Тамарой Михайловной. Дрожишь ли ты, Тамара, перед лицом вечности? А вот летящие, поэтические строчки: «Я, Зельдовский Мирон Гаврилович…» Куда ты улетел, Мирон Гаврилович? Поглядеть бы на тебя, голубчика, когда твоя головенка будет торчать из кипящего котла.
А почему не поглядеть сейчас? Ведь символично, что именно в тот день, когда Сашок решил начать новую жизнь,
Сашок понял, что хочет помочь этим неведомым людям. Пускай операция связана с риском, может быть, с опасностью для жизни. Но нельзя же отворачиваться от людей, если можешь им помочь. Этому Сашка учили в школе, об этом говорила покойная мама. Любому человеку, если он не закоренелый злодей, хочется делать добрые дела. Хочется увидеть благодарные взоры спасенных женщин и детей. И даже хочется вступить в схватку с силами зла.
– А почему бы и нет? – сказал вслух Сашок, сунул бумажник в правый карман куртки, а бумажки в левый и отправился по первому из адресов, чтобы возвратить жертве дьявола расписку кровью и этим спасти его бессмертную душу.
Это благородное решение совершило переворот в сердце Сашка, который внутренне, хоть и не подозревал об этом, именно в этот момент начал превращаться в Александра Ивановича Здешнева, человека с будущим.
Первая жертва обитала в новом кирпичном доме с увеличенными холлами, домофоном. Сашок нажал на кнопку шестой квартиры и, когда изнутри донесся тонкий голос: «Кто еще?», ответил:
– Мне к Спикухину, Эдуарду Юрьевичу.
– Зачем?
– По личному делу, – ответил Сашок.
В микрофоне повздыхало, покашляло, потом дверь щелкнула и открылась. Сашок поднялся на второй этаж. Спикухин ждал его у приоткрытой двери. Спикухин был не толст, но чрезмерно мясист, уши и рыжие волосы прижаты к черепу. Остальное неразборчиво. Одет он был в спортивный костюм фирмы «Адидас». Он оценил быстрым взглядом желтых глаз некрупную, не лишенную стройности, одетую обыкновенно фигуру Сашка и сразу расслабился.
– Я думал, – сказал он вместо приветствия, – что по делу.
– А я по делу.
– Говори, – сказал Спикухин.
Но внутрь не отступил, загораживал проход и не собирался пускать Сашка в квартиру.
– Не лестничный разговор, – сказал Сашок.
– А я тебя не звал.
– Слушай, – ответил Сашок твердо. – Дело касается тебя. Мне что – я уйду. Ты пожалеешь.
– Намекни, – сказал Спикухин.
– Я по поводу дьявола, – сказал Сашок. И сам удивился, как он выговорил это слово – ведь летний день, на площадке светло, дьявола не бывает.
Но на лице Спикухина сразу отразилось внутреннее изумление. Он как-то обмяк, хотя попытался вытянуться, стоять по стойке «смирно». И начал отступать внутрь квартиры, мимо синих с золотом обоев широкого коридора, мимо зеркала в золотой раме, мимо вешалки в виде лосиных рогов, в обширную комнату, где царил египетский гарнитур из пышных кресел и диванов. А Сашок, сразу осмелев и уверившись в том, что все происходящее не розыгрыш, не глупая мальчишеская шутка, наступал на него, как Давид на Голиафа.