Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
– Откуда ему знать Оскара Уайльда? – буркнула Люся.
– Ах, он много читает, ему из библиотек приносят. У нас здесь много книг, больше чем нужно. А кто читает? Ну я – специальную литературу, стараюсь следить за новинками в кардиологии, ветераны читают партийную литературу. Император читает про любовь... И кто же еще? Ах да, конечно, Соня Рабинова. Ну, она серьезную литературу... Она даже пишет. Когда обживешься у нас, я думаю, что ты с ней подружишься.
Люся сомневалась в том, что подружится здесь
Она слушала доктора вполуха и думала: «Ведь мы один раз отсюда с Егором ушли. Значит, я уйду снова. Только надо будет попросить Соню Рабинову. Она же знает, у нее есть индикатор».
– Что ты сказала? – спросил доктор.
– Этот... молодой человек... который в кресле – он индикатор, да?
– Индикатор чего?
– Он чувствует, когда открывается переход?
– Знаешь, я никогда туда не хожу. Это для меня неприятное место. К тому же туда ходить строго запрещено. Первое время я просил – может, мне привезут паровоз и вагончики. Но никто обо мне не вспоминает.
– В следующий раз обязательно привезу, – сказала Люся.
– Боюсь, что следующего раза не будет, – сказал доктор.
– В прошлый раз вы тоже так говорили.
– Да, разумеется... Но в прошлый раз тебя отпустили на время.
– На время?
Люся заглянула доктору в глаза. Глаза были живые, черные, блестящие.
– Неужели ты до сих пор не догадалась?
– О чем?
– Ну, вернись к ситуации того времени! Ты понравилась императору. Ты, маленькая девочка. И он хочет полюбить тебя, когда ты созреешь для его любви.
Слова были неприятные, какие-то агрономические – созреешь, сорвут.
– Не догадалась, пускай остается в неведении, – сказал Кюхельбекер с облучка.
– Пускай говорит, – возразил Веня Малкин, обернувшись и словно впервые увидев Люсю.
Конечно же, она видела его только на экране телевизора, он был напудренным и подкрашенным. И казалось, он сейчас нежно возьмет тебя за руку своими тонкими пальцами и, в своем странном костюме Пьеро с генеральскими эполетами, увлечет тебя в душистый весенний цветущий сад.
А сейчас было видно, что у него серая, нездоровая кожа и опухшие веки – он был куда больше похож на старожилов этого мира, чем на земного певца.
Люся глядела на певца, и в голове двигались мысли.
Господи, вдруг поняла она, ну как же можно было не подумать об этом с самого начала! Ну зачем было ее возвращать домой? Из милости? Из озорства? Чтобы паровозики привезти? Они ведь и не скрывали, они думали, что она понимает. Ну ладно, ей было двенадцать. А теперь-то могла сообразить. И Егору пора было сообразить!
– Если бы они оставили меня здесь, – произнесла Люся, – то я бы никогда не выросла...
– Тебя как рассаду, – сказал Кюхельбекер, – высадили на плодородную грядку. Чтобы собрать урожай,
«Какой ужас!» – сказали тонкие брови Люси и поднялись полукружьями к волосам.
– Ты в самом деле не догадалась?
– И за мной всегда следили? – спросила Люся.
– Первые годы тебя не трогали, тебе давали расти, а год назад наш друг Малкин получил приказ готовить твое возвращение домой.
– Домой?
– Да, в свой дворец. – Кюхельбекер рассмеялся густым и гулким, как ночной театральный зал, голосом.
Телега выехала на Воробьевское шоссе. Дорога пошла вниз, и стала видна река. Там внизу – бытовка, где она провела первые часы на этой земле.
– Мне нельзя приказать, – сказал Веня Малкин. – Я мог бы всю вашу империю с потрохами купить.
– И не купил, – заметил Кюхельбекер.
– А как Пыркин? – спросила Люся. Чтоб отвлечься. Она же как Веня Малкин. Ею манипулировали, ее пасли, ее держали в теплице – у них всюду свои руки, свои агенты. Если бы догадаться, что не они убежали, а их с Егором отправили наверх, она бы давно уехала из Москвы без следов, найди ее у тетки под Курском – бог с ним, с техникумом, – ищите меня!
Она чуть не произнесла эти слова вслух. И сжалась. Она же сама во всем виновата!
– Пыркин? – спросил доктор. – Я не знаю такого человека, я так редко покидаю столицу.
Люся догадалась, что под столицей доктор имеет в виду Киевский вокзал и его площадь. Такая маленькая столица...
– Пост номер шесть, – сказал Кюхельбекер, – ты меня спрашивай. Я их всех знаю. Пост номер шесть. Пыркин, Партизан и при них женщина...
– Ее оживили?
– Нет, им прислали новую, в последний улов отыскали на Кутузовском проспекте. Она теперь на посту живет.
И тут Люся увидела Пыркина.
Он стоял у дороги спиной к обрыву, приподняв руку.
И бывает же, Люся вдруг испытала радость, хорошую, почти веселую радость – не только от Пыркина, но и оттого, что рядом с ним стоял Жулик и внимательно всматривался... И вдруг кинулся с лаем за телегой, колотя себя хвостом по бокам.
– Жулик! – кричала Люся. – Жулик, ты живой!
– А что же с ним сделается? – Пыркин, прихрамывая, бежал рядом с телегой, тянул руку к Люсе.
Люся попросила Кюхельбекера:
– Остановитесь!
– Нельзя, – сказал Кюхельбекер. – Не положено.
– Глупости! – крикнула Люся. – На одну минутку.
– Начинаются очень опасные места, – сказал Кюхельбекер. – Мы проезжаем их быстро, здесь водятся призраки.
– Какие еще призраки? – капризно спросил Веня. – Давай скорей, это же не Москва, а пустыня какая-то.
– Это теперь ваш дом, господин Малкин, – сказал Кюхельбекер, – другого у вас не будет.
– Будет, – резко сказал Веня. – Я его сделаю.