Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Булычев Кир

– Вы живете в Хельсинки?

– Раньше я жил в Петербурге, но затем я жил в Хельсинки, – сказал Арно. – Там человек живет культурно.

– Вы хотите сказать, что там – иная жизнь, чем здесь?

– Здесь – дикий край Земли. Здесь жить нельзя. Только сумасшедшие путешественники вроде меня могут сюда направиться. Но человек всегда имеет в душе стремление открывать новую землю. Я погибаю, потом летит другой.

– Вы видели... Вы видели сверху всю Россию?

– Я видел очень много. Есть разные страны и города

и много чудесных и страшных людей. У меня есть журнал. Это – великий документ. Я жду человека, который отвезет его. Тогда меня найдут. У меня есть смысл жизни. Вы понимаете, мой журнал – это смысл жизни. Его должны видеть мои коллеги. Это есть путеводитель. Я сам кончился, у меня нет надежды, но если мой журнал придет домой, то я умру спокойно или буду ждать. Я могу долго ждать. Вы не собираетесь в Петербург?

– Я хотел вернуться к себе.

– Куда?

Я неопределенно показал пальцем вверх и в сторону.

– На ту, старую Землю, откуда я пришел. Где есть время.

– Вы проникли к нам? Здесь тоже есть проход?

– Вы знаете о других? – спросил я.

– О, на Земле есть не одно отверстие, но ты не можешь проникнуть сквозь них. По разным причинам. Природа не хочет нашего движения. Но я уверен, что в Петербурге есть... Петербург – такой славный цивилизованный город. Там наверняка что-то есть. Но вы будете возвращаться к себе?

– Я постараюсь, – сказал я.

– Тут есть одна молодая женщина, ее называют императрицей Люси. Вы знаете ее?

– Я с ней знаком.

– Она тоже оттуда. Она хочет вернуться, но боится, что ее кровь уже не позволит.

– Это так? – спросил я.

– Полагаю, что так, – сказал Арно. – Так учат. Так все думают. Так логично. А вы давно здесь?

– Меньше суток.

– Сутки? Это немного. Вы можете не спешить.

– Лучше спешить, – сказал я. – Здесь ни в чем нельзя быть уверенным.

– Это правда. Вы знаете, что мой шар сбили? Да – как будто враждебный корабль. Я не знаю кто, но это так. Вы не поедете в Петербург?

Следом за мной шли Егор и Люся. Люся вела Егора за руку.

– Вы не скучали? – спросила Люся. Вопрос относился ко мне. Воздухоплавателю Люся кивнула, как кивают соседу по дому, которого ты нынче уже видел раз двадцать.

– Нет, я глазел по сторонам, – сказал я. – Здесь есть на что смотреть.

– Это только в первый день, – сказала Люся.

Она выглядела обыкновенно, говорила ровно, и я вдруг испугался, что она уже настолько глубоко заражена болезнью безвременья, что даже разговор с Егором не расстроил ее. Зато на Егоре все было написано: он был не в расстройстве – он был в глубоком горе, и Арно заметил это.

– Это тоже ваш друг? – спросил он Люсю.

– Я его ждала, – сказала Люся. – Я его люблю.

– Почему он такой печальный? – спросил финн.

– Он приехал за мной, – сказала Люся.

Финн

наморщил и без того морщинистый лоб. Он медленно думал. Мы молчали. Он думал, наверное, минуту. В кино – это долгое время. Затем он произнес:

– Ты не можешь вернуться.

Люся кивнула.

– А он не хочет возвращаться без тебя. – Финн глубоко вздохнул, решив такую сложную задачу. Люся снова кивнула, а финн неожиданно задал вопрос: – Почему ты не вернулась раньше?

– Я старалась, – ответила Люся.

Егор слушал, как и я, – это было для нас новостью.

– Я достала велосипед и поехала к Музыкальному детскому театру.

– Такк, – сказал Арно, который, видно, не понял, почему надо ездить к театру.

– Там и есть наше окно, щель.

– Такк. – Арно кивнул. Ему было все ясно.

– Я нашла женщину, и с ней больной юноша, в коляске. Только они и могут сказать, когда это будет.

– Знаю, – сказал Арно. – Я слышал. Это есть специальные люди. Они очень ценные люди. Но окно совсем редкое. У нас теперь нет. Но дальше, где-то в Таллине, было. Там есть все это.

– В Таллине есть другое окно? – зачем-то спросил я. И подумал, что это первая ценная информация, которую я смогу привезти отсюда.

– Они очень хранят его. И правильно. – Арно сидел, вытянув культи и привалившись спиной к своей корзине. – Это есть опасно. Нельзя, чтобы все путалось. Мы уже умерли. Может, давно. Я умер в восемнадцатом году. Я был военный летчик. Я воевал с красными под Виипури. Потом я попал в плен, и под Новый год я ждал расстрела. Я давно умер. У меня новая жизнь.

– У вас все иначе? – спросил я.

– У нас есть цивилизация, – уверенно ответил Арно. – Это любопытно. Земля еще не открыта. Мы открываем ее. Если ты отнесешь мой журнал в Петербург или Хельсинки, то за мной придут люди и увезут меня. И мне сделают новые ноги. Протезы. И я снова полечу.

Он говорил просто и медленно, чтобы мы поняли. Он замолчал, и Люся продолжила свой рассказ:

– Когда я договорилась с Соней и возвращалась на вокзал, меня захватили бандиты. Меня стерегли, я не могла убежать. А дни там, на нашей Земле, бежали. И я не знала, сможет ли Егор пробиться ко мне. А если сможет, найдет ли он меня?

– Если бы он добрался до Киевского вокзала, – сказал Кюхельбекер, который незаметно подошел к нам, – я бы сказал ему, кто и где тебя прячет, императрица. Ведь мы планировали экспедицию. И не успели.

– Я вас не знаю, – сказал Арно, не двигаясь. Он смотрел на высокого костлявого министра, и тот ему не нравился.

– Меня можно и не знать, – сказал Кюхельбекер, – а вот я о вас все знаю. Вы воздухоплаватель с Запада. Ваш полет кончился здесь. И если бы мы победили, я бы вас допросил – нам очень важно знать ситуацию на Западе. Так как я – министр империи и ведаю ее безопасностью.