Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
Второй человек, которого Берия представил как Лядова, но имени не называл, был невысок, худ и подтянут, лицом похож на Суворова средних лет, даже с хохолком.
– Вот этим вашим коллегам, – сказал Берия, – вы и сделаете вакцину, которая позволит им без всякого вреда для жизни провести неделю наверху, выполнить свое задание и вернуться не только живыми, но и здоровыми.
– Но только не неделю! – возразил Леонид Моисеевич. – Три дня я гарантирую. Но не неделю. Это опасно.
– А вот
– Но нам-то тогда уже будет все равно, – заметил с улыбкой Лядов.
Улыбка у Лядова была язвительная, под стать хохолку. Может, он и знал, что похож на Суворова, вот и носил в себе язвительность.
– Придется вам управиться с делом за три дня, – сказал доктор.
– Пять дней, и ни минутой меньше! – заявил Берия. – Постараешься, бандит долбаный!
– Как? – удивился Леонид Моисеевич. Даже в том жестоком мире никто его еще так не называл. – Почему я кажусь вам бандитом, Лаврентий Павлович?
– Потому что ты и есть бандит. Мой любимый, дорогой бандит. Прошу любить и жаловать – мой друг. – Берия засмеялся. Этого он делать не умел.
В дверь просунулась толстая белая морда велосипедиста в ржавом немецком шлеме.
– Там снова лезут, шеф. Вы не посмотрите?
– Иди, сейчас буду. Из пушки без меня не стрелять.
Берия обернулся к своим шахматистам.
– Доктор Фрейд для вас – старший товарищ и коллега. Слушайтесь его, потому что он не сделает вам дурного.
– А если сделает? – спросил Лядов.
– Во-первых, вы сами во всем разбираетесь, – сказал Берия. – Во-вторых, у вас нет выбора. Я ему доверяю, и вы будете доверять. Вы же из одной компании.
– Разве? – взвился Майоранский. – Я никогда не был в компании с Леонидом Моисеевичем. И не стремился к этому.
– Хватит разговорчиков! – рявкнул Берия, который почувствовал, что зашел слишком далеко в своем либерализме. – Фрейд, начинайте свои опыты. Гоглидзе! Где Гоглидзе? Помогай доктору и смотри, чтобы шахматисты не мешали работать.
И Берия поспешил к выходу, чтобы пресечь очередную попытку конкурентов оспорить его власть.
Майоранский пошел по лаборатории. Он трогал приборы, поднимал пробирки, ему доставляло удовольствие вновь оказаться в привычной атмосфере.
– А где центрифуга? – вдруг спросил он.
– На кой ляд центрифуга алхимикам и колдунам? – ответил за доктора Лядов.
– Вы не правы, – сказал Гоглидзе. – Центрифуга есть в том помещении, только она приводится в движение человеческой силой.
– А какой же еще! – сказал Лядов.
Доктор выпрямился и вздохнул. Он начинал работу.
– Я не имею чести быть с вами знаком, – сказал он. – Но полагаю, что мы с вами коллеги.
– До некоторой
– Это не совсем так, – сказал Майоранский. – Вряд ли вы можете на это претендовать. Должен сказать вам, что в прошлой жизни я занимал достаточно важное место в биологической науке. Моя лаборатория была снабжена лучшим отечественным и импортным оборудованием и аппаратурой.
Его казенный язык не вязался с бородкой и брюшком. Казалось бы, он должен быть изысканно интеллигентен, он говорил, как недавно приехавший с юга партийный выдвиженец.
Лядов этого не замечал, но Леониду Моисеевичу воляпюк Майоранского резал слух.
– Сначала Гоглидзе возьмет у вас кровь на биохимию, – сказал доктор. – Надеюсь, вам известна эта процедура.
– С какой целью?
– Кровь индивидуальна. Даже здесь. Вам приходилось видеть, что она собой представляет?
– Что меня может удивить? – спросил Майоранский.
– Вы видели кровь без лейкоцитов? – спросил Леонид Моисеевич. – А вы знаете, что происходит с вашим гемоглобином?
– Это любопытно, – сказал Лядов. – Давайте же займемся, не будем тянуть время.
– Твой поезд без тебя не уедет, – заметил Майоранский.
– Чем скорее я покину этот мир, тем лучше, – сказа Лядов.
– Чтобы вернуться сюда?
– Может быть, я хочу умереть там.
– Хватит этих разговорчиков при посторонних, – оборвал его Майоранский. – У нас с тобой задание, важность которого трудно переоценить. Я полагаю, что за последние сотни лет судьба никому еще не давала такого преимущества.
– Ты считаешь это подарком судьбы? Ты – злобный гордец!
Доктор подумал, что слушает отрепетированный и многократно повторяющийся спор. Здесь, в мире без времени, можно было спорить бесконечно.
Но слова Майоранского доктора насторожили, может быть, потому, что он готов был услышать что-то необычное и опасное для человечества. Ведь в любом случае все это – интрига Берии, причем задуманная давно и на несколько шагов вперед.
В первое время доктор думал, что Берии нужно добыть что-то из человеческого мира – может, пушку или какой-нибудь яд, – что-то недоступное здесь и могущее способствовать росту его могущества.
Но что?
Если говорить поменьше и слушать побольше, они обязательно проговорятся.
Доктор был прав.
Ошибка Берии, который думал, что все предугадал, заключалась в том, что он не предупредил шахматистов: доктор – чужой и даже опасный человек. И они восприняли его как союзника Берии. И не считали нужным перед ним таиться.
– Вам придется передвигаться? – спросил доктор.
Лядов лег на накрытую белой простыней койку, Гоглидзе принес иглу и пробирку для крови.