Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
Гоглидзе взял кровь и протер сгиб руки какой-то остро пахнущей жидкостью.
– Совершенно не понимаю, – повторял он.
Гоглидзе любил ясность. Сейчас все его естество возмущалось неправильностью ситуации, но придраться он не мог. Хоть и помнил, что этот велосипедист неправильно называл шефа.
В отличие от шефа Гоглидзе не был чекистом, и в нем не жило почти генетическое чувство подозрительности. Берия давно бы расстрелял и доктора, и пациента, а Гоглидзе разрывался между подозрениями и верой в гениальность
Егор уселся на стул.
– Ждите, – сказал доктор после того, как Гоглидзе занялся светлой кровью Егора.
Незаметно для себя Егор тоже начал мысленно считать секунды. И страшиться возвращения Берии.
– Вы можете погулять, – с явным облегчением сказал доктор. – Изготовление вакцины требует времени.
– Тогда вы найдете меня там, где мы встретились, – ответил велосипедист, чем окончательно привел Гоглидзе в растерянность. Либо это не простой велосипедист, либо вовсе не велосипедист.
Когда велосипедист вышел, Гоглидзе обратился к доктору:
– Кто он такой? Почему...
Доктор поднес палец к губам.
– Есть вещи, Горацио, о которых простым смертным лучше не знать.
– Почему Горацио? – не понял его Гоглидзе. – Меня Георгием зовут!
– Правильно, Георгий, – сказал доктор. – Следите за приборами. У меня есть теория, но вы должны поклясться рекой Арагви, что не выдадите меня!
– Клянусь мамой! – ответил ассистент.
– Очень хорошая клятва, – одобрил доктор. – Как вы знаете, Лаврентий Павлович отправляет наверх своих агентов. Вы представляете, в какой обстановке они окажутся?
– В какой?
– Вокруг враги, вокруг их все подозревают, задание может сорваться в любой момент. В конце концов, Георгий, может ли рассчитывать Лаврентий Павлович на людей, которых он нашел здесь и подготовил? Что случится с ними, когда они выйдут на площадь Московского вокзала в Ленинграде, где звенят трамваи и гудят автомобили?
– Вы думаете... – Гоглидзе не закончил фразы, потому что не знал точно, в чем же уважаемый батоно доктор подозревает этих шахматистов. Как называл своих агентов Берия.
– Что бы вы сделали на месте Лаврентия Павловича, ну?
– Я бы? Я бы послал людей, надежных сотрудников.
– И много их здесь?
– Совсем не встречаются, – признался Гоглидзе.
Он даже развел руками от безнадежности, он провел в этом мире больше двадцати лет по земному счету и не переставал удручаться, насколько плохо все здесь в Чистилище устроено. Правда, у Гоглидзе была одна мечта – неосуществимая, но сладкая: добраться до Тбилиси, где осталась настоящая жизнь, где вечерами хорошие люди гуляют по проспекту Руставели, где пахнет шашлыками и дорогими духами, по улице скользят дорогие машины и каждому вслед можно сказать «Гоги поехал», «Гиви поехал» с уважением или презрением.
Он понимал, что стоит поделиться мечтой с кем-нибудь в этом проклятом
Леонид Моисеевич перешел на шепот.
– Лаврентий Павлович решил, – произнес он, – что отправлять сотрудников без наблюдения и, если надо, поддержки слишком рискованно. И тогда решено направить с ними негласно... – На последнем слове доктор сделал значительную паузу.
Гоглидзе уловил ее значение и склонил черную голову.
– Этот сотрудник, – доктор показал на прикрытую дверь, – срочно получает от нас дозу вакцины. Но вы его не видели, я его не видел, и даже Лаврентий Павлович его не видел. Вы меня поняли?
– Конечно, как не понять! – громким шепотом ответил Гоглидзе, потрясенный мудрой предусмотрительностью Лаврентия Павловича.
– У меня есть указание, – закончил монолог Леонид Моисеевич, – сделать все в режиме специального обслуживания. Ни один человек в мире, кроме вас, Георгий, этого велосипедиста не видел. Кстати, это не простой велосипедист, а родственник одного человека из членов Политбюро.
– Ой, – сказал Гоглидзе.
Он был эмоционально переполнен и мог взорваться от избытка чувств.
Именно в этот момент вошел сам Берия со своими агентами.
Гоглидзе шумно сглотнул слюну и принялся преданно смотреть на генерального вождя.
– Вольно, – сказал Берия, не придав значения интенсивности взгляда, – давайте поскорее готовьте наших товарищей.
Вакцина, включавшая несколько кубиков крови пациентов, была уже готова, созрела, как говорили в лаборатории.
Доктор сам ввел ее шахматистам. Те посматривали на него с опаской, но подчинялись.
Берия стоял вблизи и не спускал глаз с рук доктора, словно мог уследить тот момент, когда доктор вкатит его сотрудникам смертельный яд.
Нет, конечно, Берия этого не мог уловить, но стоял потому, что знал: его присутствие, его взгляд действуют на всех здесь, как взгляд кобры на кролика.
– Теперь отдых, – сказал Берия за доктора.
– Правильно, – согласился доктор. – Только это не отдых – это возможность организму внедрить вакцину в кровеносные сосуды. Однако прошу вас далеко не отходить. Потому что только я могу определить момент, когда вам следует уходить наверх. Только я.
– Смотри у меня, – впустую пригрозил Берия.
– Смотрю, – как бы пошутил в ответ доктор, что Берии не понравилось. – Гоглидзе, – сказал доктор, – проводите пациентов в лазарет.
Там стояли койки.
Майоранский и Лядов молчали. Как молчат люди, прислушиваясь к неизвестной болезни в своем теле. Они знают, что отравлены, но еще не знают, в чем это выразится.
– Ты иди, – сказал Берия доктору, – я с ними побуду.
– Времени осталось немного, – сказал доктор.