Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
– Это не гипотеза, – возразил Ким, – это фантастический роман, а нам с тобой предстоит жить обыкновенной жизнью.
– Если ты считаешь это обыкновенной жизнью, – сказал я, – то что такое сказка?
Ким первым вылез из-за бревен. Велосипедиста уже не было видно. Мы пошли вдоль реки – там тянулись безлистные заросли кустов, которые давали некоторое прикрытие.
– Скоро уже город, – сказал Ким.
– Не думаю, – ответил я.
Впереди, сквозь просвет в кустах, возникли и пропали во мгле башни небоскребов. До них еще было идти и
– Давай вернемся, – предложил я, рассчитывая на упрямство моего спутника. – А то нас сочтут за дезертиров.
– Никто нас не сочтет, – возразил Ким. – Но я должен повидать своих, я же не отказываюсь воевать, и я даже согласен погибнуть за правое дело, но я имею право повидать семью!
– Ладно, – сказал я, – не кричи только. Пошли скорее. А то мы станем первыми клиентами в яме для наказаний.
Я точно не скажу, сколько мы шли, – но не очень долго, минут двадцать, прежде чем натолкнулись на повалившийся забор и за ним – на развалины домика. И я понял, что мы оказались в городе. Я сразу ринулся к дому, надеясь увидеть название улицы. Я был разведчиком. Но Ким разведчиком не был.
– Не задерживайся! – прикрикнул он на меня.
Я заглянул в окно дома. Стекла были выбиты. Крыши тоже не было. На полу лежал полуразложившийся труп в ситцевом платье. Воняло. Над трупом вились мухи, крыса кинулась в угол.
– Пошли дальше?
– Здесь же не было врагов, – удивился Ким.
– Значит, здесь были свои, – ответил я.
– Конечно. – Он с облегчением отошел от окна и поспешил вдоль по улице.
Ни следа живого человека.
– Ты помнишь, где живешь? – спросил я Кима.
– Конечно, – ответил тот уверенно, – ясное дело...
Он замедлил шаги, и я догнал его.
– А как твоя улица называется?
– Неважно, – отмахнулся он. – Что я, свою улицу не найду?
– И далеко идти?
– Ну обычно я на автобусе. Но сейчас, сам понимаешь...
– Понимаю, – сказал я, – война, горючее нужно для фронта, для победы, мы идем в атаку пешком. Кстати, а ты вообще-то здесь автобус видел?
– Но по крайней мере ты не будешь спорить, что там один проехал на велосипеде.
Мы продолжали идти по улице. Это была странная улица, по ней давно никто не ездил, у нее вообще не было проезжей части. Вот если бы я был ребенком и мне бы дали игрушечные домики, я бы сделал из них город, но город был бы ненастоящим, потому что по его улицам не ездили бы автомобили, тротуары положить я бы, конечно, забыл, не высадил бы траву и кустики в скверах, а вместо населения города отправил бы туда двух говорящих и ходячих солдатиков, то есть нас с Кимом.
Не надо было скрывать мысли от моего спутника. Чем глубже он усомнится в окружающей действительности, тем ценнее он мне как союзник. Он не склонен к доносительству, а в моем положении это просто замечательное свойство для спутника и, может быть, друга.
С этим городом обязательно случится какая-то каверза, понимал я. Город – почти реальное выражение абстрактной родины наемников –
В дома, которые стояли по обеим сторонам нехоженой улицы, мы больше не заглядывали. Я в этом городе не жил и не надеялся кого-нибудь встретить, а Ким утверждал, что помнит свою улицу и родной дом, и обещал меня к ним вывести.
– Куда же люди подевались? – спросил вдруг Ким. Тихо, совсем тихо.
За домами центр города был не виден, и потому, когда небоскребы открылись перед нами, – это случилось внезапно.
– Я думал, что до центра дальше, – сказал я.
– Мне бы на автобус, на «четвертый», – тупо произнес Ким.
– Давай ждать, – предложил я. – Где остановка?
– Да, где остановка? – спросил он у меня.
– Тебе лучше знать, я тут не жил.
– Конечно, конечно. – Он вел себя, как собака, потерявшая след. Он быстро пошел по улице за двухэтажным домом с выбитыми стеклами, заглянул за угол, отпрянул, будто увидел что-то неприятное, вернулся ко мне и прошептал: – Мне кажется, там кто-то есть.
– Давай зайдем в подъезд, – предложил я.
В подъезде было очень тихо, пахло пылью и мумифицированной дрянью.
В полутьме была видна лестница, она поднималась наверх на один пролет и на этом заканчивалась. Словно сначала думали кого-то поселить на втором этаже, а потом передумали.
Мы смотрели наружу сквозь приоткрытую дверь.
Из-за угла медленно выехали на велосипедах двое патрульных в кольчугах, масках и армейских шлемах. Они остановились, не слезая с седел, уперев в землю левые ноги в одинаковых красных сапогах со шпорами. На что шпоры велосипедисту? Чтобы не произошло крушения, подумал я.
Велосипедисты переговаривались. Велосипеды у них были странные, возможно, старинные, переднее колесо чуть больше заднего.
Затем один из них наклонился и принялся разглядывать землю. И я понял, что даже на сухой и плотной земле наши следы могли отпечататься.
– А давай-ка, – прошептал я Киму, – на всякий случай смотаемся отсюда.
– Почему?
– Они профессионалы. Они привыкли вылавливать таких, как мы.
– А что мы такого сделали?
– Дезертировали.
– Ты с ума сошел!
– Доказывать будешь перед виселицей. Здесь строго.
Я больше не стал его дожидаться – один из велосипедистов шарил глазами по нашему дому, а второй, склонив голову, как охотничья собака, уже повернул в сторону двери.
Я взбежал по лестнице – слава богу, она не обвалилась под моей тяжестью. На втором этаже лестница кончилась, и я прыгнул вниз, на землю. Дом оказался декорацией.
Я поднял голову. Надо мной было небо. По бокам – боковые стены дома с проемами без стекол. Я побежал вперед к забору, отделявшему нас от следующей улицы.