Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
– Вероника, – заявила она. – Я чувствую, что надо сделать с этим букетом!
И тут Вероника, словно прочтя мысли Коры, невольно подыграла ей.
– И я знаю! – сказала она. – Мы отнесем их в Птичью крепость и подарим Всеволоду.
– Вот именно! Подарим Всеволоду.
Кора шла впереди, неся половину букета. На шаг сзади Вероника несла вторую половину. Затем, лениво беседуя о своих делах, шли мужчины.
– Если я сегодня исчезну, – произнесла удивительно чуткая Вероника, – они завтра обо мне забудут.
– Нет, – постаралась
Вероника замолчала. Она не знала, то ли быть благодарной Коре за признание ее красоты, то ли обидеться на слова «не сразу», означающие в результате, что забвение неизбежно.
Солнце уже согнало с неба утреннюю голубизну – день обещал быть жарким, когда они вышли по тропинке к Птичьей крепости. Площадка, кое-где огороженная сохранившимися с древности каменными плитами, уже нагрелась, пыль, поднимающаяся от шагов, пахла сладко и горячо. Далеко-далеко внизу, синее в тени скалы Дева, замерло море.
Кора не посмела первой подойти к обрыву – это было чувство, заставляющее неопытного парашютиста искать темный уголок в чреве десантного самолета в надежде на то, что тебя не заметят и забудут.
Но краем глаза она не могла не видеть приставшую к компании Ксению Михайловну, еще вчера такую милую и добрую старушку, а сегодня невольно выглядевшую палачом, держащим в руках свернутую веревку.
Зато Вероника, не подозревавшая о том, какие чувства клокочут в головке Коры, смело прошла к самому обрыву и положила букет на каменный барьер, отделявший площадку от пропасти.
– Милый Всеволод, – пропела Вероника, устремив взор в голубизну бесконечности, – если ты астральным образом слышишь нас, то наши чувства и звуки речи доносятся к тебе на Валгаллу.
– Какая начитанная девочка, – счел нужным произнести Миша Гофман. Он-то знал, что такое Валгалла, проходил в хоровом училище на музграмоте. А так как в детском доме музграмоту усердно преподавали всем детям, имевшим музыкальный слух, то Кора тоже знала о Валгалле. Впрочем, как и Вероника.
– Не перебивайте, – огрызнулась Вероника. – Любую песню можно испортить.
– В самом деле, молодой человек… – с укором произнесла Ксения Михайловна.
Кора понимала, что руководительница разведки заинтересована в том, чтобы наивная Вероника создала подобающую для эксперимента атмосферу.
– О, лети наш дар тебе, дорогой летчик, отыщи человека среди облаков и птиц, прижмись к его бесплотному сердцу…
Вероника схватила букет, стала выхватывать из него отдельные крупные цветы и метать их в пространство, как сеятель пшеницу.
– Но они постоянно дежурят? – почему-то спросила Кора, хотя эта проблема уже не раз обсуждалась прошедшей ночью. – Вдруг они не заметят?
– Там есть люди, – прошептала в ответ Ксения Михайловна. – Ты же знаешь, я проследила.
– Мне страшно.
– Я понимаю, но, кроме тебя, этого не сделает никто. А ну, пошла!
Последние
Сейчас должна произойти случайность… веселая компания пришла к обрыву, чтобы почтить память исчезнувшего вчера инженера, но тут случилось непредвиденное…
– Пошла! – повторила Ксения Михайловна, не боясь, что ее услышат.
– Постой! – крикнула Кора, вспомнив заученные слова и действия сценария. – Дай мне кинуть. Я тоже хочу!
Она выхватила у Вероники последний цветок и легко вскочила на парапет – каменную плиту. Она кинула цветок далеко и сильно вперед так, чтобы самой потерять равновесие… но в последний момент инстинкт самосохранения оказался сильнее.
Тело ее, уже готовое сорваться с обрыва, начало конвульсивно дергаться на краю пропасти, стараясь удержаться, и, наверное бы, ничего из прыжка в преисподнюю не получилось, если бы не неловкий Миша Гофман, который кинулся сзади к Коре с криком:
– Остановись! Упадешь!
Одним прыжком он оказался возле ног девушки и постарался схватить ее, да так неудачно, что толкнул вперед – достаточно сильно толкнул, чтобы Кора окончательно потеряла равновесие и птицей полетела с обрыва, медленно поворачиваясь в воздухе, словно была не человеком, а ватной куклой, которую подхватил сильный порыв ветра и на мгновение задержал ее падение вниз, как бы стараясь вернуть тело к крепости… но безуспешно. И в страшной роковой тишине, охватившей от ужаса не только людей, но и птиц, и даже насекомых, она стала падать все быстрее, быстрее, стремясь к морю или камням, окаймляющим скалу у воды.
И уже подлетая к воде, тело Коры вспыхнуло ярким светом, настолько ярким, что все, кто в ужасе глядел на это роковое падение, невольно зажмурились. А когда открыли глаза вновь – через секунду, через несколько секунд, от Коры осталось лишь неясное и исчезающее на глазах сияние, вернее, воспоминание о сиянии.
Но море не всколыхнулось от удара о него тела, кровь не расплескалась по камням, оторачивавшим подножие скалы, – и только несколько чаек, испуганных падением девушки, отлетели подальше в небо, и неизвестно было, есть ли среди них дух Коры…
К счастью, Кора не успела толком сообразить, что погибает, потому что в ее сознании смешались убеждение в собственной безопасности, которое внушала ей Ксения Михайловна, и нормальный ужас человека, которого сбросили с гигантской скалы.
Но по мере того (это заняло десятые доли секунды), как беспомощное тело Коры приближалось к гибели, разум, не в силах преодолеть внутреннего страха перед смертью и справиться с ускорением, отказался видеть и понимать действительность. А снова он включился лишь после того, как Кора разбилась о скалы, утонула в море или превратилась в птицу, – то есть после того, как с ней произошло Нечто…