Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9
Шрифт:
– Ваше присутствие желательно, – сказал инспектор. – Вы можете лучше меня оценить значение тех или иных вещей и документов. Сержант Прайд будет присутствовать при осмотре вещей лиц, причастных к убийствам.
Видно, избавившись от Кошек, Слокам думал потратить на осмотр их комнаты несколько минут, ну, может быть, полчаса. Но он не учел их феноменальной способности аккумулировать вещи.
Комната была по колено завалена сумками, картонными коробками, тряпками, посудой, обувью – это была наша родная барахолка, и в ней Кошки чувствовали
– Я понимаю, почему они решили остаться, – сказала Лидочка. – Они не могли расстаться со своим добром. Месяц напряженной работы! Хотя, наверное, разумнее с их стороны было бы сегодня с утра сесть на самолет и улететь домой. Тогда бы до них было бы нелегко добраться.
Слокам начал что-то насвистывать. Видно, мама не объяснила ему в детстве, что свистеть в доме опасно – все добро просвистишь.
– Вы же знаете, миссис Берестоу, – возразил Слокам, – что они не уехали, потому что поняли: в случае удачи их плана весь дом остается им. Все деньги. Все! А в удаче своего плана они не сомневались. Если бы преступники реально оценивали последствия, преступлений было бы в пять раз меньше.
– Вы считаете их преступниками?
– Я долго разговаривал с мисс Кошко и ее другом Робертом Ричардсоном. Они не производят впечатления преступников. В них нет действительно сильных чувств, которые можно направить на убийство. Я даже допускаю, что кто-то из них мог убить под влиянием момента. Но как только этот момент прошел, Ирина бы рассыпалась на кусочки.
– А сейчас? – спросила Лидочка.
– Сейчас она… переживает. Хочет на свободу, беспокоится о Роберте. Пожалуй, больше беспокоится о Роберте, чем о судьбе родителей. У меня создалось впечатление, что ее семья была неблагополучной и по-настоящему она не была привязана к родителям. Она несколько лет не видела своего отца, мать видела редко – у родителей была своя жизнь. Поэтому у нее к ним остались скорее отрицательные чувства – обида за то, что ее бросили, что она оказалась им не нужна. А такие чувства не ведут к убийству.
– Если человек нормален, – уточнила Лидочка.
– Ваша Ирина вполне нормальна… Я думаю, что уже сегодня ночью мы отпустим ее домой.
– А Роберта?
– Роберт давно дома. Его забрала мать. Думаю, что она на несколько дней запрет его дома. Решительная женщина. Вы знаете – она болгарка. А болгары – балканская нация. Очень сложные балканские характеры.
– Я знаю, – кивнула Лидочка.
Пока они разговаривали, инспектор и сержант Прайд, цыганистый молодец, вовсе не похожий на стража порядка, быстро, чуть касаясь, перебирали барахло.
– Вы думаете, что эти убийства совершили Кошки? – спросила Лидочка.
– Уверен, что и вы в этом не сомневаетесь. По методу исключения.
– Я догадалась совсем недавно. Уж очень несовместимы эти люди и преступление.
Слокам высыпал на стол содержимое толстого брезентового чемодана.
– А вот у них мотивы и способности к убийству есть, – сказал он. – Корысть.
Он и это уже знает? Впрочем, он мог узнать об этом от Роберта или Иришки.
– Целеустремленность, ненависть к богатому родственнику, страх за собственную жизнь – столько всего совместилось, что было бы удивительно, если бы эта бомба не взорвалась.
– Что вы ищете? – спросила Лидочка.
– Порой, осматривая вещи подозреваемого, ты не знаешь, где таится главная улика. Но мы имеем дело с преступниками непрофессиональными и притом очень жадными. Я уверен, что они оставили какие-то следы. Какие – поймем очень скоро.
– Нам надо подняться на чердак, – сказала Лидочка. – Василий там что-то прятал. Он не просто так ходил: ведь света там нет, и он об этом знал, но все равно что-то принес и спрятал.
Слокам продолжал кружить по комнате, чуть касаясь вещей пальцами, даже не всегда беря их в руки.
Вдруг он поднял заткнутый под вещи кожаный бумажник цвета красного дерева с монограммой.
– Это принадлежало мистеру Василию? – спросил он.
– Это Славин бумажник. Он получил его в наследство и очень им гордился.
– Хорошая кожа, – заметил Слокам. – Вы видели его в руках покойного?
– Да, видела. В нем всегда были документы.
– А вот бумаги они выкинули.
Слокам открыл бумажник, заглянул во все кармашки, потом зачем-то понюхал и сказал:
– Она его вымыла. С шампунем. Смешная женщина. И жадная.
Инспектор кинул бумажник своему помощнику и сказал:
– Это мы изымаем.
Он огляделся и подошел к старому пузатому бюро, крышка которого была откинута, и на ней горкой возвышались бумажки, счета, баночки с клеем, карандаши, ластики. Видно, когда-то Слава пытался использовать бюро по назначению.
Слокам принялся быстро открывать многочисленные ящички. В одном почему-то оказались женские трусики, в другом носки, значки, сигаретные пачки… Слокам чуть отодвинул бюро от стены и заглянул в щель.
– Точно, – сказал он радостно, как энтомолог, накрывший сачком редкую бабочку.
За бюро были закинуты разные карточки – телефонные, кредитные, визитные. Солидная пачка.
– Это из бумажника, – сказал Слокам. – Она их выкинула, как совершенно ненужные вещи.
Тем временем Лидочка увидела в углу заваленную тряпками книжку. Она не посмела ее тронуть – это дело инспектора.
– Мистер Слокам! – Лидочка показала на книжку.
– Правильно! – воскликнул инспектор.
– Слава читал Рут Ренделл. Даже говорил мне, что ждет новый ее роман.
Слокам кивнул, двумя пальцами извлек книгу из тряпок и пролистал ее. Легкими лебедями из книги вылетели пятидесятифунтовые банкноты. Новенькие, только что из банка.
Слокам подхватил белую бумажку. На ней – Лидочка смогла разглядеть – были показаны расходы и получение денег в банке.