Кирклендские услады
Шрифт:
– Нет-нет, я уверена!
– Не спорь, – упрямо сказала я. – А теперь можешь идти. Она выскочила из комнаты с перевернутым лицом. Наши отношения всегда были такими дружелюбными, никогда прежде я не позволяла себе говорить с ней подобным образом.
Я застыла посреди комнаты, глядя на закрывшуюся за Мэри-Джейн дверь, и в памяти у меня всплыли слова тети Сары: «Ты сердишься, потому что ты напугана». Да, это правда: вид задернутого полога испугал меня. Но почему? Разве это зрелище было таким уж зловещим? Нет, видимо, оно напомнило мне ту страшную ночь. А что до злополучного полога,
По моему телу пробежала легкая дрожь. Передо мной снова ожили события той ночи. Вот я внезапно просыпаюсь... вижу черную фигуру у кровати... пытаюсь броситься за ней и натыкаюсь на стену синего шелка... Надо взять себя в руки, это всего лишь неприятное воспоминание, я увидела полог и разнервничалась. А вдруг таинственный враг не оставил меня в покое, вдруг меня ждут новые кошмары?
Да, я сердилась, потому что была напугана, но я не имела права срываться на Мэри-Джейн. Преисполнившись раскаяния, я снова позвонила. Мэри-Джейн явилась на мой зов со своей обычной расторопностью, однако она не улыбалась и не поднимала глаз.
– Мэри-Джейн, – сказала я, – извини, что я на тебя накричала.
На ее лице отразилось изумление.
– Я была неправа. Если бы ты задернула полог, ты бы так и сказала. Боюсь, я погорячилась.
Она посмотрела на меня недоверчиво и ошеломленно, потом проговорила:
– Да что вы, мадам... я не в обиде.
– И напрасно, Мэри-Джейн. Я была несправедлива к тебе, и это возмутительно. Будь добра, принеси свечи – становится темно.
– Слушаю, мадам. – Она отправилась выполнять мое поручение своим обычным легким шагом, и я поняла, что на душе у нее тоже стало легче.
Пока Мэри-Джейн ходила за свечами, я поразмыслила и решила поговорить с ней откровенно. Мне не хотелось, чтобы она считала меня женщиной, имеющей привычку срывать на других плохое настроение. Надо объяснить ей причину моего поведения.
– Поставь одну свечу на камин, а другую на туалетный столик, – приказала я. – Так намного светлее. Ну вот, совсем другое дело. Мэри-Джейн, понимаешь, когда я увидела задернутый полог, я вспомнила тот... тот случай.
– Понимаю, мадам.
– Я испугалась, что кто-то опять решил разыграть меня, и мне очень хотелось услышать, что это ты задернула полог. Это бы меня успокоило.
– Но я его не трогала, мадам. Честное слово, я сказала правду.
– Ну конечно, не трогала. И меня очень беспокоит вопрос, кто же это сделал... и зачем.
– Да мало ли кто мог войти сюда, мадам, – ведь днем вы дверь не запираете.
– Ты права. Все это пустяки, – просто я стала слишком впечатлительной. Наверное, все дело в моем состоянии.
– Наша Этти тоже не в себе, мадам.
– Говорят, так часто бывает.
– О да, мадам. Представьте, раньше Этти нравилось слушать, как Джим поет. У него такой приятный голос, у нашего Джима. А теперь, стоит ему запеть, она под самый потолок взвивается – говорит, ее выводит из себя всякий
– Вот видишь, Мэри-Джейн, значит, это в порядке вещей. Кстати, мне кажется, вот это платье тебе подойдет. На мне оно уже не сходится.
Я достала темно-зеленое габардиновое платье, отделанное красно-зеленой шотландкой. При виде него глаза Мэри-Джейн заблестели.
– О, мадам, какое красивое. Оно наверняка будет мне впору.
– Тогда оно твое. Мэри-Джейн. Носи на здоровье.
– Благодарю вас, мадам!
Она была славная девушка, и я уверена, что восстановление наших добрых отношений доставило ей не меньше удовольствия, чем новое платье. Она ушла, но ее хорошее расположение духа успело передаться и мне. Подойдя к зеркалу, я взглянула на свое отражение. Мне улыбалась молодая женщина с сияющими зелеными глазами. При свечах все кажутся красавицами.
И тут я поймала себя на том, что опять, как когда-то, всматриваюсь в полумрак за своей спиной, заглядываю в темные углы, где сгустились тени, словно ожидая, что вот сейчас одна из них материализуется и шагнет ко мне.
Страх вернулся ко мне.
Ночь я провела беспокойно, то и дело просыпаясь и оглядывая комнату. Мне казалось, что я слышу шелест шелка. Однако полог оставался на месте, и привидения ко мне больше не являлись.
Но кто же все-таки задернул полог? Я не осмелилась расспрашивать домашних, боясь их косых взглядов, но по вечерам с удвоенной тщательностью обыскивала спальню и запирала двери.
Несколько дней спустя из моей комнаты пропала грелка для постели. Я ею не пользовалась и не могу сказать точно, когда она исчезла со своего места над комодом.
Однажды утром я сидела в постели, собираясь позавтракать. Последнее время, согласно предписанию доктора Смита, Мэри-Джейн приносила мне завтрак в постель, что было как нельзя кстати, ибо после бессонных ночей по утрам я чувствовала себя разбитой.
– Послушай-ка, Мэри-Джейн, – сказала я, случайно взглянув на стену над комодом, – куда ты дела мою грелку?
Мэри-Джейн поставила поднос и обернулась. Удивление ее было очевидным.
– Вот те раз! – воскликнула она. – Грелки-то нет.
– Она что, упала?
– Не могу сказать, мадам. Но я ее не брала. – Она подошла к комоду. – Крючок на месте…
– Кто же тогда… Ничего, я спрошу миссис Грантли, – должно быть, это она распорядилась. Мне просто нравилась эта грелка – такая блестящая, начищенная.
Я приступила к завтраку и больше не вспоминала о грелке. Тогда мне и в голову не пришло, что это еще одно звено в цепи странных событий, происходивших со мной.
Однако в тот же день эта история получила продолжение. За чаем Рут рассказывала мне о том, как в Забавах справляли Рождество прежде и как все изменилось теперь, особенно в этом году, когда мы не можем устраивать шумных праздников из-за траура по Габриелю.
– А бывало, мы веселились вовсю, – вспоминала она. – Ездили на телеге в лес за большим бревном для камина, собирали остролист. Гости приезжали… В этом году придется ограничиться узким семейным кругом. Наверное, будут тетя Агарь и Саймон, они обычно проводят с нами два дня.