Кисельные берега
Шрифт:
Ещё раз подивившись на местные тюремные порядки, спасательница решительно откинула решётку. Та мягко хряпнулась о зелёную мураву склона.
– Ну, Порфирий Никанорыч, - покачала головой богомольная странница, - всяко видала, но такого… Чтоб узник по-чесноку томился в незапертом узилище!.. Чего ради?!
– Не-не-не! – решительно замотал головой узник, поспешно прикрывая дверь обратно. – И не уговаривай! Уж лучше в порубе чахнуть, нежели на зубах у чудища хрустеть!
– Да нет там никакого чудища! – воскликнула Кира и, ухватившись за решётку
Купец не сдавался – держал дверь со своей стороны крепко. Куда ей его перетягать! Она всё ж таки старая женщина, а он крепкий, хоть и слегка удручённый тюремной диетой, мужик. Да уж… Под мышку его не засунуть и насильно на волю не унести. Насильно оно вообще никого спасти невозможно – хоть лоб себе расшиби в усердии: если человек решил страдать, то все мотивирующие силы вселенной бессильны…
– Ну и чёрт с тобой! – психанула Кира и пнула по клетке ногой. – Сиди, болван! Не хочешь на свободу – не надо, дело хозяйское! – и сердито зашагала вниз по ступенькам.
– Матушка! – застонал купец ей вослед. – Благодетельница! Ты уж не забудь словечко за меня на кухне замолвить!..
Благодетельница ответом его не удостоила. Кипя раздражением на трусость такого важного в Вышеграде мужа, неудавшаяся освободительница томящихся в неволе размашисто замаршировала по круговой дорожке. Вон, за изгибом холма уже и аллейка с фонарями показалась, по которой она сюда пришла… А окрестностей – да! – она, действительно, по пути к порубу не рассмотрела без лунного света: и этих выстриженных из кустов зверообразных фигур, и серебрящихся струй фонтана, и чугунных, узорчатых скамеек, и этого огромного, прямо-таки монументального, столба, опутанного тяжелым железом цепи…
Кира будто споткнулась на ровном месте. Остановилась, боязливо попятившись… Кто его знает, это чудище… Может, с тех пор, как оно её в ту сторону пропустило, настроение у него изменилось? А, может, оно спало тогда? А, может, сейчас проголодалось?.. Пойти, что ль, холм кругом обойти, да с другой стороны к аллейке подобраться?
Любительница парковых достопримечательностей вгляделась подозрительно в залитые белым светом силуэты…
Чёртов садовник! Понастриг из кустов всяких диковинных фигур – каждая ночью может чудищем помститься… Какая же из них? Та, должно быть, что первая шевельнётся… зарычит и… прыгнет? Ой, мамочки…
Тихий звук звякнувшего железа заставил её вздрогнуть и снова попятиться, пока… не коснулся её под коленками холод металла.
Кира обмерла, плюхнулась на подвернувшуюся ей под ноги садовую скамейку и заголосила:
– Я не за цветком! Не за цветком я! Сто лет он мне не сдался! Я тут просто гуляю, смотрю! Слышишь меня?
Вцепившись в чугунный подлокотник скамейки пальцами, она со страхом озиралась вокруг – ни один из стриженых кустов и не думал шевелиться. Зато шевельнулась тень у столба.
– Уваж…аемый, - дрогнувшим голосом проговорила туристка, таращась в темноту с таким усердием, чуть глаза не лопались. –
Тень у столба снова колыхнулась и потянулась вверх…
Как-будто… Как-будто человеческий силуэт? Сидел, скрючившись у столба, опираясь на него спиной, а теперь… Теперь поднимается на ноги…
– Кира? – проговорило чудище устало и немного удивлённо. – Перестань ужо верещать. И так голова трещит от превращений…
Сердце замерло. Рухнуло куда-то в живот, а потом забилось заполошно в горле.
Кира сползла со скамьи и медленно пошла к столбу, боясь поверить.
Он стоял, слегка покачиваясь, держась одной рукой за столб. Другой он придерживал слишком тяжёлую и толстую для человека цепь, оттягивающую шею вниз за огромный, словно хомут, железный ошейник.
– Медведь… - произнесла она срывающимся голосом прежде, чем рассмотрела знакомые черты лица, искажённые чёрно-белыми бликами лунного освещения. – Ты… Как это? Чего здесь? Ты, что ли, будешь чудище трёхголовое?
– Отчего ж трёхголовое? – он поморщился и подтянул цепь повыше. Она звякнула холодно и зловеще. – А то, что чудище… Ты ведь ведаешь о моей беде. Почто спрашиваешь?
– Ну, - недоумённо развела руками Кира, - может, я чего пропустила за время отсутствия, но… Разве медведь и чудище – это одно и то же?
Собеседник неловко повёл плечом:
– У страха глаза велики. А у сказочников языки длинны.
– Это да… - машинально согласилась Кира, глядя на него, как заворожённая.
– Но не это чудно, - продолжил расколдованный стражник. – Чудно, что отчего-то вдруг, ни с того ни с сего снизошло на меня ныне прежнее обличье, – он с трудом повернул голову в оковах, пытаясь разглядеть кого-то в тени холма. – Ты с ней разве? Тогда где же она? Я и звериным взором её не углядел, а человечьим уж и подавно… Как же перекинулся? Как это вышло? – в голосе его ещё слабом и слегка хриплом после мучений трансформации явственно зазвучало настороженное беспокойство.
– А? С ней? Нет, что ты! Её здесь нет. То есть именно здесь, в парке нет, она во дворце сейчас отплясывает. Со своим разлюбезным принцем, - добавила Кира с мстительным удовольствием.
– Выходит, - сделал вывод оборотень, - мне уже нет нужды видеть её воочию. – Достаточно присутствовать неподалёку… - она тяжело сполз по столбу на землю и сел, устало обхватив голову руками. – Стал быть, и обратно я могу перекинуться внезапно, никак не опасёшься…
Кира прикусила губу и подняла глаза к луне. Небесное светило по-прежнему горело ярче всех колбасковских фонарей, но чёрные подвижные облачка, кляксами переползающие по небу, угрожали отключить её в любой момент.