Кисельные берега
Шрифт:
– До чего ж ты славный дядька, Порфирий Никанорыч! Лучший на свете! Хотя, надо признать, трусоват и тщеславен безмерно! Но – кто без греха…
Никанорыч сначала прифигел от столь бурного выражения чувств со стороны расколдованной девицы, потом махнул рукой и ухмыльнулся в бороду.
– Спа-си-бо! – прошептала она улыбающимися губами Медведю, через стол. – За то, что вступился. Если бы не ты, схоронили бы меня сегодня на королевское социальное пособие для неимущих…
– А мне где ж спасибо? – возмутился купец. – Если бы не я, вас обоих – и тебя,
Кира с неохотой отвела взгляд от улыбнувшегося ей Медведя и посмотрела на своего второго спасителя:
– Ну спасибо и тебе, Порфирий Никанорыч.
– Из голой спасибы шубы не сошьёшь, - насупился деловой человек.
– А из чего сошьёшь? Из торгового прожекта твоего? Про аудиенцию у короля намекаешь что ли? Помню-помню… Только вот что, Никанорыч: ты человек деловой, но и я выгоду свою упускать не намерена, имей в виду. Поэтому давай договариваться: что мне с того обломится?
– Ох, - покачал головой купец с удивлением, - сквалыжница ты, девка, оказывается…
– От сквалыжника слышу! – парировала Кира, чувствуя, как занимается внутри весёлый деловой азарт. – Отслюнявишь мне со своего прожекта, коли выгорит, тридцать процентов. Лады?
– Чиво? – не понял купец.
– Треть прибыли.
– Чиво?! – понял купец. – Либо ополоумела ты? Либо я ослышался? Да ведаешь ли ты, соплезвонка…
– Баронесса де Бо, - зычно возгласил церемониймейстер, перекрывая праздничный гул пиршественного зала, - она же Агас Лаги, ведьма, дважды осуждённая святой инквизицией за колдовство богопротивное и дважды бежавшая из-под стражи таинственным образом, пред светлыми очами ваших высочеств и высокородных гостей Колбасковского замка плясать желает!..
Возгласив сие, уполномоченное лицо лихо грянуло церемониальной палкой о коменный пол и грациозно повело вытянутой рукой в сторону входящей в зал процессии. Голоса стихли. Все устремили взоры в указанном направлении…
Ведьма шла, понурясь, руки её были связаны за спиной, юбки багрового платья обкромсамы грубо и неровно, чуть ниже колен. Пегие жидкие волосы, выбившись из некогда великолепной причёски, свисали неопрятными прядями на лицо. Сопровождающий её конвой подпихивал разоблачённую злодейку в спину острыми копьями, если ему вдруг начинало казаться, что та замешкалась.
Чуть впереди арестованной вышагивал палач в маске. Один из его подручных нёс тяжёлый короб на вытянутых руках – торжественно и с достоинством. Двое других – жаровню с мерцающими угольями.
Пиршественная зала выдохнула и зашепталась. Кто-то привстал с места, чтобы лучше видеть, кто-то торопливо огибал закрывающую обзор колонну – все были одинаково возбуждены предстоящим.
Кира нахмурилась: ей было неприятно вновь видеть ту, с кем против своей воли она так долго была связана на уровне слияния сущностей.
«Что здесь готовится?» - она покосилась на новобрачных.
Принц что-то самозабвенно нашёптывал на ухо невесте, та краснела, хихикала и, казалось,
Медведь, прослушав объявление о прибытии ведьмы, лишь на несколько секунд обернулся, окинув взглядом происходящее, и вновь уставился в свой кубок с вином, который до сих пор так и не пригубил.
– Что происходит? – спросила Кира у Никанорыча, не отрывая взгляда от наводящей жуть процессии.
Купец пожевал губами, огладил бороду и невнятно качнул головой.
Между тем, в центре зала приготовления шли своим чередом: жаровню установили на треноге, колдунью усадили на стул с высокой спинкой, с загадочного короба сняли чехол… Главный палач собственноручно извлёк из него тяжёлое, металлически брякнувшее нечто, продемонстрировал его, словно цирковой факир, сладострастно выдохновшему залу, и установил на угли. Заботливо подгрёб жар изящной кочергой с резной деревянной ручкой.
Ведьма вскинула голову и низко, страшно, утробно замычала – рот ей надёжно и предусмотрительно заткнули кляпом.
– Её что, - сглотнула Кира, начав, наконец, догадываться, - собираются пытать? – она подёргала Никанорыча за рукав. – Прямо здесь?
Купец недовольно хмыкнул и сделал вид, что закашлялся. Потом сердито поджал губы: мол, не наше дело чужие забавы при чужом дворе хулить.
Железяки, укутанные в угли, раскалились быстро. И когда огненная кровь металла засветилась сквозь его грубую чёрную кожу, палач подцепил кочергой один из загадочных предметов, поднял в воздух, отрабатывая на публику, и опустил рядом с босой ведьминой ногой. Теперь уже по рыжим светящимся контурам и Кире стало ясно какого рода пляска ожидает сейчас собравшихся зрителей: предмет оказался раскалённым башмаком.
Глава 55
Летняя послеполуденная безмятежность парка с его журчащими фонтанами и медитативным шорохом листвы казалась, по меньшей мере, странной. А если уж честно – возмутительной! Вопиющей, отвратительной и противоестетсвенной! Циничной, наконец!..
Кира сидела, привалившись боком к стволу дерева, прямо на траве и пыталась перестать стучать зубами – её бил нервный озноб. Подобного эмоционального цунами она ещё не испытывала – ни в своей прошлой жизни, ни за время сказочных злоключений. Теперь в голове было пусто, в животе холодно, а ноздри упрямо обоняли вместо травы и цветов запах горелого мяса. Эта вонь преследовала её неотступно, вызывая приступы тошноты. Кира зарылась носом в рукав, но бархат платья, казалось, насквозь ею пропитался.
Надо растереть в ладонях траву, вдохнуть её горьковато-свежий аромат – может быть, это поможет… Девушка сжала в пригоршнях сочные листья клевера и зашипела от боли в обожжённых пальцах. Откуда это? Она с недоумением уставилась на покрытые волдырями руки. И юбка… Что с ней случилось? Какие огромные дыры… А на белых нижних юбках, просвечивающих в прорехах, коричневые подпалины… Откуда? Ах да! Она же обломала этим любителям садистских развлечений танцы на углях! Или не обломала? Может, ещё больше потешила?