Кисмет
Шрифт:
— Видео? — Слибульский сморщил лоб. — Неужто Джулию Робертс?
— Сказал же тебе, подожди.
— Лейла, что за видео?
Однако, заметив, что мы, а особенно я, восприняли ее слова не как шутку, чего она, видимо, ожидала, Лейла забегала глазками и быстро пошла на попятную:
— Я просто так сказала. Я точно не знаю. Возможно, она действительно ничего не имела в виду, но мысль о том, что за словами Лейлы что-то скрывалось, совсем не облегчала наше положение. Эту тему лучше было не развивать.
— Ну, выкладывай, —
— Послушай, с Деборой я встречаю, так сказать, свою вторую весну. На этих дам, я, слава богу, не возлагал особых надежд.
— Да я и сам не знал, что это за дамы.
— А говорил: шикарные дамы и все такое.
— Может, с точки зрения музейных смотрительниц они и шикарные. Но вообще-то иногда не вредно пообщаться с образованными людьми. Кстати, о чем мы говорили? Скажи хоть, как называется фильм.
— Не помню. Какой-то эротический триллер. Дебора — в роли второго плана.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Слушай, Слибульский, заткнись. — Я поднялся. — А кстати, что будет на ужин? Багет с чесноком?
Слибульский вздохнул.
— Оставь свои шутки для музейной компании. Между прочим, многие из гостей пришли сюда прямо с работы и шуткам твоим не очень-то обрадуются.
— Какие шутки? Уверен, они понимают толк во французской кухне.
Возвращаясь в гостиную, я столкнулся в дверях с Джиной, которая, как и в последнюю нашу встречу, была разодета в пух и прах. Глаза ее сверкали, будто она сегодня собралась свернуть горы.
— Извини, я в этой запарке с тобой толком не поздоровалась. — Она бегло поцеловала меня в щеку, потом отступила на шаг, пристально вглядываясь в мое лицо. — Все в порядке.
— Врач порекомендовал принимать как можно больше жидкости, и я строго следовал его совету. Выглядишь ослепительно. Как, впрочем, всегда в последнее время. Случилось что-нибудь? Влюбилась?
Мой вопрос был обычным лукавством, однако, судя по тому, как Джина вдруг оцепенела и зарделась, я понял, что попал в точку.
— Ладно, ладно. Это шутка. Какое у меня право задавать тебе подобные вопросы?
— Да, никакого права и никаких оснований, — ответила она упавшим голосом. — Знаешь, я так нервничаю из-за ужина. Я ведь практически совсем не знаю этих людей.
— Хм. Ну а как дела в музее?
— Отлично. Мне очень нравится. Наверное, потому и выгля… Ну ладно.
— С шефом все нормально?
— Мы мало сталкиваемся. У меня свой отдел, время от времени встречаемся на заседаниях, ну как обычно. Иногда выпиваем по чашке кофе или…
— Ладно, — перебил я ее, — зачем такие подробности, какое мне дело, часто вы сталкиваетесь или нет.
Она вонзила в меня взгляд, в котором сквозила злоба.
— Симпатягой его не назовешь, между нами говоря, он самый настоящий прохвост мирового класса. Советую подальше держаться от таких типов.
На какой-то момент она оцепенела от моих слов, потом ее рот скривился
— Спасибо за совет. Но я уже совершеннолетняя и уж как-нибудь сама решу, от кого и на каком расстоянии мне держаться.
На этом она прекратила наш разговор, оставив меня в дверях.
Как ни странно, многие женщины становятся особенно самоуверенными, когда замышляют какую-нибудь подлость, по крайней мере, то, что я понимаю под подлостью. Сейчас мне не оставалось ничего другого, как сделать еще один круг по гостиной. Я уже прилично принял на грудь и вынужден был выслушать небольшой доклад о секс-стимуляторах в эпоху античности, который сделала одна из дам, чем-то напоминавшая очковую змею. Причем говорила она таким тоном, будто читала инструкцию по пользованию утюгом.
Начался ужин, и я оказался в конце стола между «очковой змеей» и человеком, непрестанно повторяющим слово «дивно». Время от времени я бросал взгляд в сторону Джины. Она сидела на другом конце стола рядом со своим шефом и непринужденно болтала. Иногда Джина замолкала, и мне казалось, что в этот момент она смотрит на меня.
Слибульский сидел между молодым человеком с кольцами на пальцах и гладко выбритым прыщавым затылком и женщиной, которая постоянно наклоняла вбок голову, слушая кого-то, и умильно улыбалась, будто все окружающие были розовыми плюшевыми зайцами. Не обращая внимания на Слибульского, они через него обсуждали кандидатуру на освободившееся в отделе место. Слибульский стоически орудовал вилкой, суя в рот один кусок за другим и производя впечатление человека, который не понимает ни единого слова из разговора. Он явно завидовал Лейле, которая находилась в этот момент в спальне у телевизора.
«Очковая змея», которую звали Айрис, во время ужина затеяла со мной длительную беседу. Тема не имела для нее значения. Она легко переходила от проблемы цифрового будущего археологии и разрушительных последствий массового музейного туризма, постоянно сбиваясь на вопрос, как я собираюсь провести отпуск, к глобальной проблеме взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Причем ее инструкторский тон не менялся даже с нарастанием уровня выпитого алкоголя.
— Вы не считаете, что наиболее серьезные ошибки, которые потом заканчиваются разрывом, совершаются в самом начале отношений, возможно даже во время первой встречи?
— М-да… хм… не знаю. Наверное, иногда.
— Интересное замечание. Логичнее было бы сказать «иногда нет».
— Ага.
— Что значит «ага»?
В известном смысле она была настоящим феноменом. Дама была совершенно пьяна, глаза ее косили в разные стороны, и она плела полнейшую чушь, твердя одно и то же инструкторским голосом, словно получала зарплату за свою болтовню.
Когда гости разбрелись по диванам и креслам, я, воспользовавшись моментом, тихо улизнул от «инструкторши» и направился в спальню, чтобы попрощаться с Лейлой.