Кистепёрые
Шрифт:
Он ответил с горькой беспечностью:
– А что толку? Никто из нас не успеет. А раз умрём, то мне не всё ли равно, что случится потом? Хоронить себя я разрешаю всюду, всё равно при сём присутствовать не буду… Разве что «Алкома» успеет перебрать все варианты, как достичь бессмертия, и найдёт раньше, чем продолжим существование в виде отдельных молекул и атомов.
Я посмотрел на него в сомнении.
– А если найдёт, то ей сейчас всё можно?
Он сдвинул плечами.
– Разве не всё можно профукать за бессмертие?
Я подумал, ответил
– Я бы отдал, но будет ли это правильно?
– Правильно или неправильно, – ответил он непривычно мирно, – разве так уж ресурсно? Главное, что хорошо! Разве не мы мера всех вещей?
Я отмахнулся, демагог чёртов, это умеем, мы культурные и образованные люди, потому на всё отыщем оправдание, хоть на людоедство. Это покажет наши демократические натуры во всей свободе проявления человечности и раскрепощенности от старых окон морали.
Грандэ всё-таки догнал возле двери моего кабинета, сказал торопливо, когда я уже взялся за ручку:
– Как насчёт тех двух, что приняли неделю тому по рекомендации? Оба так и не приступили к работе, у одного тётя болеет, у другого нет вдохновения…
– У них испытательный срок, – напомнил я. – Испытания не выдержали. Считай их ботами, просто удали.
Он буркнул:
– Боты хоть исполнительные! А эти не только дураки, но ещё и необязательные. Зато какие лодыри, залюбуешься! Сто очков вперёд Обломову.
– Нынешнее поколение, – сказал я, – ещё ничего не значат, а мир им уже должен всё и много. И вообще… честно говоря, уже многих на удалёнке можно менять на ботов.
Он испуганно дёрнулся.
– Как можно? Они же человеки!.. А человек почему-то гордо!
– Даже если пашут хреново?..
Он возразил с нервным достоинством:
– Зато это люди, а не машины! Человек имеет право на дурь, сказали классики.
– Есть наши классики, – отрезал я строго, – есть не наши. Наши такого не скажут. Их вообще не слышно. Почему, не знаю. Пьют, наверное. Говорят, Литфонд двести лет тому создали, как сказано в их Уставе, «для помощи пьющим авторам»?
– Пить в России, – пояснил он, – гражданская позиция. У нас это особая сторона русской доблести.
Я поморщился, любые, даже серьёзные разговоры быстро соскальзывают в скоротечные остроты.
– Увольняй, – напомнил я. – Вот Минчин, тихий, как летучая мышь, и работает не так уж чтоб здорово, но мыслит настолько чётко и видит перспективы, что «Алкома» к нему прислушивается больше, чем ко мне или руководящей в мире партии.
– А какая руководит? – спросил он на всякий случай.
– А ты не знаешь?
– Вы для нас бог, – возразил он подчёркнуто льстиво. – Мы вас слушаем чаще, чем прогноз погоды и сообщения, какие трусики Аня Межелайтис наденет в этом сезоне!.. Всё-всё, понял, тех увольняю по Трудовому кодексу, а сам бегу навёрстывать, а то в сингулярность не возьмут.
Глава 2
Все понимают, что я не только ставлю галактические задачи, но и приглядываю, как за стадом коров, это не только
Остальные могут заниматься творческой работой, как вольные поэты, ни на что не отвлекаясь, у меня так получалось разве что вначале, когда пахал в одиночку, потом начал обрастать коллективом, на плечи легла и отвратительная для творческого человека административная работа.
Не моё это дело, но всем нам приходится делать и то, что не хочется, а «надо», такова расплата за жизнь в обществе.
Сегодня Невдалый подошёл как-то бочком, вид чересчур дружелюбный и благожелательный, я сразу насторожился, а он сказал приподнято:
– Как хорошо, что у нас есть «Алкома»!.. И под вашим мудрым руководством наш коллектив идёт к вершинам успеха и творчества!
– Зубы не заговаривай, – прервал я. – Что задумал?
Он сказал с подчёркнутой обидой:
– Как будто задумывать можно только плохое. Да всё великое начинается с задумки!..
– Ну-ну, – поторопил я.
– «Алкома» дала ряд инструментов, – пояснил он, – вернее, дала нам возможность увидеть новые инструменты и возможности…
Я набычился, чувствуя опасность, прервал:
– Знаю, говори короче.
– Ну вот я и увидел, – сказал он с энтузиазмом, словно узрел дверь в рай, да не простой, а технологический, где не будет дураков, юродивых и предельно раскрепощённых. – «Алкома» наращивает свою мощь уже по экспоненте! Сейчас вот этот кабинет и вообще всё наше здание уже тоже «Алкома»… Я имею в виду, кванты этого пространства уже участвуют в вычислениях, и это пространство стремительно расширяется. Скоро вся планета, как и говорил пророчески Курцвейл, станет компьютером, и всё то, что на планете…
Я сказал резко:
– Прекрати.
Он спросил с настороженностью:
– Что прекратить?
– Свои экстремизмы, – сказал я. – Не замечаешь, что сейчас ты социально опасен? Ты так охотно поправляешь всё, до чего дотянешься, что я бы тебя держал в запертой комнате без окон и дверей. А доверил бы разве что копать от забора и до обеда.
– В комнате? – уточнил он. – Шеф, что теряем, кроме собственных цепей?.. Мы, благодаря вашей мудрости, это я так виляю хвостом и подхалимничаю, вырвались в технологические лидеры, хоть и самим как-то непривычно и не по себе, но если затормозимся, другие догонят и перегонят. Лучше влетим в неведомое первыми мы, такие красивые и умные…
– Нет, – отрубил я. – Ты совсем зарвался. Потерял голову от возможностей. «Алкома», этот человек с этой минуты лишается права вносить изменения в проги… без моего высочайшего одобрения.
Он в великом изумлении выкатил глаза, голос прозвучал мощно и нравоучительно:
– Господь накладает только тот груз, который можешь вынести!.. Если сломаешься – не оправдал высокого доверия. Таких в геенну огненную. А слабаки и дураки ему неинтересны, потому и живут припеваючи.
– Спасибо, – сказал я, – утешил. Как у нас с безопасностью? Сейчас нужно особо.