Китабу о животных

Алле Жан-Пьер

Сконструированный природой как питающийся рыбой, крабами и всяческой тухлятиной падальщик, этот дряхлый бомж рек и озер, как ни странно, превратился в Африке в Государственного Преступника Номер Один. Известный как Мамба на языке суахили — это слово является дальним отголоском названия проворных змей, зеленых и черных мамб — создал себе репутацию исключительно благодаря глупости ставших его жертвой людей.

Сами африканцы, сталкиваясь с единственным представителем животного мира, постоянно обедающим людьми, относятся к существованию этой скрытой угрозы с равнодушной апатией и ведут с крокодилом опасную игру до тех пор, пока сами не попадаются ему на зубок. Люди, которые при виде восьмифутового леопарда несутся прочь с криками ужаса,

позволяют себе поспать на бережку, где их поджидает питающееся плотью животное, больше леопарда в двадцать раз и куда менее осторожное. Женщины стирают белье, войдя в воду, и отбивают его о камни, стоя лицом к берегу. Дети, погибающие от зубов крокодила сотнями за год, играют на отмелях без всякого присмотра. Никому из африканцев даже в голову не приходит поставить стражу, а если им это предложить, то в ответ послышатся смех и ругань. Они считают, что эта самая элементарная предосторожность повлечет за собой «слишком много забот».

Но все сказанное совсем не означает, что крокодилов необходимо убивать. Потому что в тех случаях, когда власти пытались истреблять гигантских рептилий в огромном количестве, эти меры приносили не помощь, а вред: хищные рыбы, численность которых контролировали ушедшие в иной мир крокодилы, плодились в несусветном количестве и пожирали популяцию рыб, служивших главным источником пищи местного населения. Жалко, конечно, тех беспечных, которые попадаются в зубы крокодилов, но, когда от голода страдают целые племена или, что еще губительнее, становятся не способными жить присущим им образом жизни, это гораздо страшнее.

Белые люди в Африке, которые редко ведут себя так же глупо и почти никогда не гибнут от зубов крокодила, обыкновенно высказывают мнение, которое, по-моему, еще глупее. Они твердят почти как ритуал, что крокодилы «злые», «жестокие», «подлые», «кровожадные» и «отвратительные», и посему они отстреливают крокодилов, когда те просто плавают и греются на солнышке. И проделывают это с пылом добродетели, присущим громящим сарацинов крестоносцам или сжигающим еретиков и ведьм средневековым священникам.

Миссионеры и кинозвезды, браконьеры и сентиментальные любители природы, постоянные жители Африки и туристы — все они хором поносят крокодилов и безудержно, систематически прилагают все усилия, чтобы стереть этих рептилий с лица земли. Охотники-любители, желая испытать риск по своей кредитной карточке, яростно пуляют по ним, ради потворствования своим страстям и получения доходов с продажи их шкур. Не устоял даже непоколебимый поборник защиты окружающей среды Тедди Рузвельт. В «Тропах африканских диких животных» он хвастался, что «стреляет в крокодилов при каждом удобном случае». И титана XX века, сэра Уинстона Черчилля, тоже при виде крокодилов охватывало стремление карать. «Я с раскаянием признаюсь, — писал сэр Уинстон после недолгого путешествия по Нилу, — в настоящей ненависти к этим негодяям и желании их убивать…»

Страх и ненависть к рептилиям, вне зависимости от того, опасные они или нет, являются неотъемлемой частью нашего эволюционного наследия. Наши дальние предки приматы, должно быть, очень страдали от древесных змей, так как современные обезьяны и человекообразные ведут себя столь же глупо, как и люди: при виде безобидной подвязковой змеи, даже мертвой, их охватывает прямо-таки сверхъестественный ужас, и от страха они чуть ли не сходят с ума. Если бы нашим друзьям-человекоподобным выдали оружие и научили им пользоваться, они бы убивали каждую встреченную рептилию. А если бы у них хватило времени на эволюцию, то придумали бы, наверное, своих крокодилов и змей-чудовищ, как человечество выдумало своих рептилий-«демонов». Например, в Древнем Египте Апепа, злого дракона ночи или крылатого змея, люди скопировали с нильского крокодила. В Вавилоне его родственницей была Тиамат, крылатая демоница. А в Библии лукавым негодяем выступал «дракон, древний змий, называемый Дьяволом и Сатаной».

С доисторических времен крокодилов и змей люди

ассоциировали с абсолютным, даже космическим злом. Ни к каким другим животным они не относятся со столь явным отвращением, хотя сами же и обрядили их в маски чудищ. Змеи, если их не трогать, никогда не нападают на человека, но их называют «злыми» только потому, что они временами кусают, причем защищаясь и обычно в тех случаях, когда на них наступают. Крокодилов называют злыми потому, что порой они едят людей, — но они готовы съесть любой протеин, который плавает, дрейфует или попадается им на пути, включая собственное потомство. Тем не менее они не убивают во имя социального положения, ненависти, страсти к наживе или суеверия, следовательно, звание спортсменов они не заслуживают.

Созданный охотиться на более малорослых и более малогабаритных животных, чем человек, Мамба передвигается в воде с помощью четырех лап, согнутых параллельно телу. Боковыми движениями хвоста он помогает себе передвигаться вперед и управлять собственным телом так, чтобы рыбы, крабы или животный детрит попадали ему в пасть. Он не в состоянии повернуть голову в сторону, так как к его шейным позвонкам крепятся костяные ребра, из-за которых жесткая шея лишена подвижности. Для того чтобы двигаться в строго горизонтальном положении, ему приходится поворачиваться всем телом вместе с челюстями. Если пловцы человеческого рода, которых он пытается поймать, примут в воде вертикальное положение, то вполне могут спастись от его бросков. Если курсирующему крокодилу удается найти человеческую жертву, он с огромной силой опускает свою верхнюю челюсть и крепко, как пинцетом, хватает свой потенциальный обед нижней челюстью, которая зафиксирована и неподвижна. У других животных в подобной ситуации проблем уже не имеется. А Мамба в этот момент оказывается в затруднительном положении.

Рот-то закрыть легко, но мышцы, которые открывают его рот и поднимают верхнюю челюсть, настолько неэффективны, что крокодилу можно заткнуть пасть куском обычного стебля, потому что его рудиментарный язык, полностью прикрепленный к нижней челюсти, абсолютно бесполезен при приеме пищи. Таким образом, несмотря на батарею грозного вида длинных, конусообразных, расположенных в отдельных ячейках, легко ломающихся и постоянно сменяющихся зубов, древняя рептилия жевать не может. Пользуясь одними челюстями, она не в состоянии убить человека, не говоря уже о том, чтобы съесть его.

О том, как крокодил решает эту проблему, рассказывается в прелестной и до сих пор популярной восточной легенде. Некогда малайцам приходилось делить свою территорию в огромной дельте с обитающими в соленой воде крокодилами. И царь Соломон запретил Нага Безару — Большому Дракону — уносить человеческие жизни. Крокодил повиновался царю, но сделал это так хитро, что и сам Соломон бы не додумался: он затаскивал людей под воду и держал их там до тех пор, пока они не тонули. Поэтому он всегда мог заявить, что человека погубили озеро или река, а не он.

Крокодил способен оставаться под водой почти час. Но он не может глотать под водой и, даже если бы мог, в его узкий пищевод не пролезет ничего крупнее собаки или гиены. Поэтому он снова всплывает на поверхность с уже захлебнувшейся жертвой, но еще несъедобной. Зажав ее челюстями, как тисками, он очень сильно трясет жертву, сам при этом резко извиваясь всем позвоночником от головы до хвоста. Если он держит труп за руку, то она вскоре отрывается от тела, и крокодил проглатывает руку, которая легко проскальзывает в пищевод. Потом он принимается за остальное, если только какой-нибудь другой крокодил не успевает стащить этот с трудом добытый обед. И все повторяется заново, но уже с другими конечностями и головой. Оставшуюся плоть он утаскивает под воду и заталкивает в какую-нибудь удобную пещеру — разлагаться. Время от времени он посещает ее так же, как леопард приходит к падали, оставленной им в развилине дерева, — и отрывает кусок протухшей мертвечины, чтобы проглотить его опять же на поверхности.