Киж
Шрифт:
Религиозным противовесом этого политического крыла была старушка о левую сторону калитки; ее бельмастые глаза напоминали матовые абажуры, к чахлой груди она прижимала очень старую икону, вернее – источенную червями коричневую доску, изображение на которой совсем исчезло от времени. Рядом со слепо верующей теснились два ребенка очень неприятного, нездорового, развратно-нищенского вида: смуглый двенадцатилетний мальчик с кривыми желтыми зубами и баяном, к мехам которого был прицеплен пакет для подаяний, и чумазая взрослая девочка, очевидно, его сестра, которая могла показаться приятной, если бы не быстрый, чересчур
Все это сборище словно того и ждало, чтобы Филин, подняв глаза, обнаружил его, как ждет толпа родственников вокруг умирающего для последних распоряжений. Почти одновременно все возбудились и что-то громко, яростно заговорили.
– Ты мне энто, ты не того – свиноцид! – резким, глухим, загробным голосом рявкнул малиновознаменный, хотя Филин вроде ничего подобного не говорил. – Вы за свой свиноцид скоро ответите, и ой как ответите!
Он поднял свой бархатный стяг на максимальную высоту и взвеял его, несколько раз энергично мотнув туда-сюда.
– Доколе издеваться-то будете, сволочи? – с какой-то странно ласковой, неуместной улыбкой вопрошала работница в оранжевом. – Сами на машинах, с блядями прохлаждаетесь, а мы? Выходит, хуже блядей?
– Но я всего лишь корреспондент, я не могу вас переселить, обустроить, обеспечить…- По ходу своего объяснения Филин понял, что эти люди собрались вовсе не для того, чтобы слушать, и любые оправдания будут одинаково бесполезны. Даже первоначальные челобитчики, родственники Василисы, через тонкий барьер забора словно зачумились толпой и поглядывали на Филина косо, неприязненно.
– Корреспонденты самые виноватые, – криво сказала Василисина мать
(или свекровь),- раньше, как вас не было, и беды никакой не было – ни тебе землетрясений, ни попрошайничества, ни блядства. Кабы тогда про Ваньку мово не прописали, до сих пор бы жил.
Даже представительный потихоньку примкнул к линчевателям, понимая, что может стать ближайшей мишенью народной ярости.
– Вместо реальной помощи приехали искать сенсации на материале народного горя, – заметил он.
И все же, представительному следовало помалкивать.
– Тебе, Василь Андреич, хорошо, – взъелась Василиса Родионовна, – ты себе особняк-то вон какой отгрохал, даром что треснутый.
Андреич успел только плечами пожать, а обвинения в его сторону уже сыпались градом:
– Ты миллиарды наворовал и еще миллиарды наворуешь!
– У тебя энтот дом треснул, а в городе три нетреснутых осталось по два этажа!
– Ты от Похерова кредиты берешь, а мы в сберкассе на раскладушках ночуем, не дай-то Бог!
– А ну постойте, господа-товарищи-мужики! – Андреич строго поднял ладонь для привлечения внимания, но время строгости ушло.
С быстротой электричества искра злобы пронзила всех одновременно, и тот (или та), который в другой раз, индивидуально, затащил бы симпатичного корреспондента в гости, закормил бы его и утомил чрезмерным вниманием, а к Василию Андреевичу и близко не посмел бы подойти, теперь злобно кривил рот, сжимал кулаки и брызгливо выкрикивал подлые слова:
– Поотожрались тут на иномарках!
– Продали Россию жидам!
– А энтот, очкастый, из парижей приехал глумиться и обратно уедет мильены считать!
– И деревню-то подкопали, чтобы
– А после фабрику американскую построить со стриптизами!
– Берии на них нету!
Мальчик-милиционер, который давно понял опасность положения и скрылся за углом разрушенного дома, выглядывал оттуда (без кепи), делал большие глаза Филину и усиленно жестикулировал в том смысле, что пришло самое время бочком продвигаться к огороду, а затем крупными скачками – прочь из буйной деревни. Ему-то (а не Глебу или
Андреичу) и достался первый удар земляным комом по лбу. После этого гулкого первого удара мальчик в своей кожанке и галифе тут же упал ничком и замер на бетонном подворье, а вокруг установилась тишина осмысления, как будто толпа мгновенно отрезвела или, напротив, настроилась на беспредельное преступление.
– Ребенка-то за что…- попытался урезонить революционеров Филин, но в этот момент в него одновременно попало сразу три метательных снаряда: в колено, правый бок и бровь, голова загудела, и по левой стороне лица обильно потекла горячая жидкость.
Сквозь шум в голове, застивший зрение, Филин с удивлением увидел, как половинкой кирпича в него старательно целится его недавний коллега по интеллигентности – веселый полуголый Василисин брат, старик в студенческой куртке металлическим наконечником знамени пытается попасть в глаза Василию Андреевичу, который загораживается от тычков толстой кожаной папкой, а милиционер, обернувшийся вдруг прытким зайцем, перемахнул через забор и был таков.
“Теперь меня будут убивать”, – подумал Филин со спокойствием, близким к удовлетворению, как вдруг над гвалтом побоища раздался архангельский глас Бедина:
– Газы!!!
//
Словно из-под земли, посреди осажденного Василисиного двора явился Феликс Бедин с голубым, немного заржавленным и облупленным газовым баллоном, вентиль которого, точно ствол смертельного оружия, он направлял то на одного чрезмерно прыткого демонстранта, то на другого.
– Газами, значит, рабочий класс! – мстительно прогудел древний студент с малиновым переходящим знаменем. – Супротив своих!
Феликс так и взвился, одним махом оказавшись нос к носу с безволосым Иоанном: большой, висячий, бананово-пористый руль Бедина вплотную с крючковатым, стервячьим клювом переходящего знаменосца.
– Объясняю для бестолковых! – Сквозь очки Феликс выпустил в ясные старческие глаза целые мегатонны презрения своими огромными антрацитовыми глазищами. – Во временном комитете борьбы за чрезвычайные ситуации, вон там… – Он ткнул пальцем в облачное небо, – в данный момент ведется бесплатная раздача газа в счет будущей гуманитарной задолженности по линии ЮНЕСКО. Пока подогнали тридцать шесть американских трейлеров из Витебска, доверху набитых стопроцентным американским зарин-заманом, – для деревень, особо пострадавших во время подземных коллизий. Вы же сами говорили, что американцы якобы хотят отгрохать на месте вашей деревни фабрику? И правильно: ГАЗОВУЮ фабрику! Так неужели ж вы думаете, что рассудительные американцы повезут за тридевять земель из Оклахомы своих капризных негров, когда здесь и так навалом почти дармового старья? Да вы хоть знаете, сколько зарабатывает в час самый бестолковый ленивый негр на обыкновенной американской газовой фабрике?