Клад

Сарсекеев Медеу

На геологические фонды Казыбек всегда смотрел как на работу второго сорта… Однако, если и в это дело вложить побольше тепла собственного сердца, целевая разведка в масштабах республики может воспрянуть, засверкать не всегда приметными гранями. Выходило, что Елемес раскопал для своего дружка должностенку вполне достойную! Седок пришелся по лошадке… «Казыбек, изучая здесь залежавшиеся материалы, скорее набредет на мысль о диссертации», — рассуждал между тем доброхот.

Первой важной находкой на новом поприще было обнаружение Казыбеком неких «залежей» в самом себе… Порывистый, кипяченый характером, как он сам себя характеризовал, оказался человеком усидчивым, напористым в исканиях, на удивление терпеливым. Вскоре ему уже

кое-что нравилось в нынешних фондах. Здесь, в отделе, он внимательно перечитывал поступавший с буровых материал, осмысленно направлял докладные и рапортички туда, где поток информации мог быть использован тотчас и принес бы умному руководителю скорую отдачу. Вот уже и на конторской службе ему недоставало восьми часов, чтобы управиться с намеченными делами.

Казыбек почувствовал некий азарт в игре со смелыми геологическими проектами. Больше обычного корпел над заявками и отчетами, выявлял наиболее ценное, проталкивал… Из темных архивных недр — поближе к живому свету людских глаз. В общем, проявлял казтугановский характер. Отбирая для руководства рапортички с мест, объяснительные записки и всякое такое, он воспринимал стекавшиеся к нему бумаги не как праздный канцелярист. Учась у Елемеса, он вникал в чужую судьбу и нешутейно переживал за исход эпистолярного сражения, в конечном счете за истину. Старался исподволь помочь тому, кто виделся ему бойцом на своем месте, а не отсиживался в глухой обороне.

Встречались послания и вовсе никудышные. Его раздражало, если из трех десятков страниц текста, бойко заполненного привычными терминами, не выудишь и двух дельных фраз. Это были дежурные отписки на такие же, сочиненные досужими управленцами инструкции и распоряжения, иногда продиктованные статистами ради необязательных отчетов.

Вспоминая свою деятельность в поле, Казыбек краснел теперь за прежнюю игру в бумажки, отвлекавшую его и других геологов от неотложных забот возле буровых. В подобных открытиях отставной поисковик видел некую пользу себе на будущее, когда он вернется к делу по призванию. Нет, не зря он сидел в отделе фондов!

Так прошел год жизни в Алма-Ате.

Однажды его срочно потребовали наверх, к начальнику кадров.

— Друг мой, как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по свету? На людей поглядеть и себя показать? — На рабочем месте Елемес Кунтуарович не любил разговаривать по пустякам, если принимал даже близкого человека. — Только, мой Кобланды-батыр^[23], не для сражений с неправдой отправляю тебя в дальний поход, а для простой будничной работы, одинаково тяжкой на всех росстанях… Короче говоря, алжирцы просят помочь в поисках руды… Согласен?

— А что, в родной степи мне уже места не осталось, чтобы искать? Все разведано?

Эти слова Казыбека были приняты как прямое несогласие поехать за рубеж. Елемес принялся горячо переубеждать упрямца.

— Хватит тебе разыгрывать обиженного! — Кунтуаров смотрел с укором. — Твою кандидатуру я уже представил заместителю министра. Конечно, с лестными характеристиками. Думаю, все сладится в твою пользу. А ты не бычись перед своими, не рой землю копытами и не мсти за прежние обиды всем сразу… Садись вот здесь, — он указал на место за столиком-приставкой, — спокойно заполняй анкету. Через два-три месяца обмоем прямо в аэропорту на проводах начало новой жизни. За тобою калым — моему Болатику нужен живой аллигатор. В крайнем случае мы утешимся каменной черепахой! Если не глянется заграница, не поругай строго. Считай, все равно я спас тебя от половодья бумаг, в котором ты рано или поздно захлебнулся бы, пошел ко дну.

— Постой, постой! — пытался остановить его напутствия Казыбек. — Зачем так скоро с анкетой? Мне ведь полагается поговорить с Меруерт. Что она скажет? Ребят у нас трое, а девчонки еще крохи совсем. Туда ведь полагается с семьей…

— С женой! — уточнил всезнающий кадровик. — А Меруерт

тебя расцелует за принятие такого выгодного предложения. И полетит с тобою хоть на край света. Она тоже устала от обыденности. Современным людям нужны время от времени перемены. А детки твои, тьфу-тьфу, здоровы, и не такие уж они беспомощные теперь. А главное, за ними больше приглядывает, как я заметил, теща, и получается это у нее не хуже, чем у Меруерт… И вообще перестань выпендриваться, друг мой! Надоело выслушивать твои капризы. Мужчина ты, в конце концов, или в бабу превратился со своими подозрениями, что тебя вот-вот кто-то надует?

Казыбек молчал, слушая хлесткие доводы вездесущего опекуна.

— Назкен вам не помеха, — перечислял дальше кадровик. — Он уже большой мальчик! Его можно и к старикам в аул. Какая-никакая подмога! Да и в Ускене проживет под одной крышей с сестренками, дружнее будут… Итак, ваша отлучка не смертельна для детей. Два года перебьются без вас. Пока старики в силе, надо не упустить этой возможности. Выпадет ли случай после?

У Казыбека в то время не имелось выбора. Фондовские лямки стали натирать ему плечи. В конторах он всегда чувствовал себя не у своего корыта. Всплывали обиды на людей, отстранивших его от любимого занятия чуть не насильно, используя свою власть над ним и не соглашаясь с его доводами. В те дни геолог был согласен лететь хоть к черту на кулички, лишь бы применить свои навыки по разведке ископаемых.

Елемес в который раз выглядел в их дружбе ангелом-хранителем и тела его, и души. Правда, Казыбек ни сном ни духом не ведал о том, что он, прежде чем вызвать Казтуганова на деловую беседу, обстоятельно поговорил о поездке в Алжир с его женой.

5

…Кунтуаров довольно скоро отыскал среди других строений новый жилой дом министерства. Он вспомнил, что однажды наведывался в этот квартал, когда дом лишь закладывали. Если бы Елемес внял тогда доводам жены, наверное, их семья тоже переселилась бы сюда. Их нынешнее жилье было несовременным и тесным, полученным еще при женитьбе Елемеса, рассчитанным на двоих. Сейчас в семье четверо. Пусти он вовремя слезу, да погуще, глядишь, руководство и вняло бы мольбе кадровика, а Елемеса ценили в министерстве. Это он чувствовал. С мнением его считалось самое высокое начальство. Но у супруги Елемеса были свои странности и привычки. Она любила свой район — тихий, в садах, удаленный от шумных улиц. Привыкла к близкому рынку, детскому садику, куда отводила сначала старшего сына, затем и младшего, к школе, соседям. Потеряй все это в один день, она посчитала бы себя обездоленной… И Елемес смирился со своей малогабариткой.

Зато каким деятельным он оказался, когда на бой за новую квартиру пошла Меруерт! Не жалел красноречия в защиту интересов семьи Казтуганова. В доказательство прав на новую квартиру пошло все: и особая миссия главы семьи за рубежом, и авторитет нашей геологии, столь высоко поднятый Казыбеком в дружественной стране, и его орден… После сказанных Елемесом Кунтуаровым слов никто из профкомовцев не решился возразить против выделения герою дня просторного современного жилья. Сейчас, вспоминая о своих баталиях в профкоме, Елемес несколько даже жалел о проявленной им прыти: не пришлось бы вот так лазать по грязи, разыскивая нужный подъезд.

В костюме, заляпанном жидкой глиной, он поднялся на площадку шестого этажа. Здесь пришлось пережить разочарование: на звонок никто не отозвался. Мало того, на двери висели две бумажки. Одна прилеплена монтером с телефонной станции. Открытым текстом он сообщал о своем визите и о том, что завтра в десять придет снова, чтобы подключить телефонный аппарат. Второе объявление пришпилил тонкой булавкой какой-то шутник. Оно содержало прозрачный намек на несостоявшееся свидание с хозяйкой квартиры. Ее, оказывается, ждали в условленном месте в четверг, теперь надеются на встречу там же, во второй половине дня, в субботу…