Кладбище богов
Шрифт:
Плавание оказалось долгим. Сначала держаться было достаточно просто: места в трюме хватало, чтобы вытянуться во весь рост и спокойно коротать дни. Каждое утро через люк пленникам вываливали несколько корзин подгнивших овощей – достаточно, чтобы не испытывать голод.
На четвертый день стало душновато…
Оказавшись возле окошка, Петрович заметил, что вместо прежней свежести снаружи врываются волны теплого сухого воздуха. Похоже, корабль вошел в какие-то тропические широты. В крошечное окно был виден
С этого дня жизнь в трюме стала превращаться в пытку. С каждым днем и каждым часом жара только росла. Она чуть отпускала к ночи, чтобы утром навалиться с новой силой.
Спрятаться от жары было некуда. Обмахиваться – означало всего лишь гонять туда-сюда горячий воздух. Утром, когда наверху открывался люк и в трюм сыпалась ежедневная порция корма, все расхватывали толстые сочные листья, похожие на ростки столетника. Петрович не сразу сообразил, что листья – это замена питью, и в первый жаркий день ему пришлось мучиться жаждой.
На жару накладывался тяжелый запах, который шел, как показалось Петровичу, от усодов. Они понуро сидели вдоль стен, вяло шевеля хоботками и иногда стряхивая с ушей набежавшие капли пота.
Легче всех душное пекло переносили вурды. Казалось, им было все равно. Они лежали совершенно неподвижно, как мертвые, не мигая своими черепашьими глазами. Оживлялись только при утренней кормежке, чтобы снова впасть в неподвижность на целые сутки.
Петровичу было несладко, но он старался не раскисать. Он внушал себе, что все будет хорошо, что его организм крепкий и не так уж здесь жарко.
На самом деле с каждым днем становилось все хуже. Дни напролет Петрович проводил, ворочаясь с боку на бок и вытирая рубашкой пот. Иногда он забывался, и ему представлялись какие-то океанские пляжи, тень под пальмами, прохладный кокосовый сок – всякая экзотическая ерунда, которой он вживую и не видел никогда. Смыслом жизни стало ожидание вечера, когда жара чуть-чуть отступала.
Впрочем, вечер не отменял жар от разогретых железных бортов корабля, а также испарения от тел экзотических пассажиров.
К прочим «прелестям» добавились запахи гниющих на полу объедков. Никто в трюме, понятное дело, не убирался, а мусора с каждым днем становилось все больше.
В очередное утро, прорываясь за сочными листьями, Петрович вдруг наступил на чье-то тело. Это был человек – тот самый, с которым не состоялось знакомство в первый день. Он лежал у всех под ногами с открытыми глазами и пеной на губах.
У Петровича вдруг екнуло сердце. Многое он повидал за свою немаленькую жизнь, но не привык, чтобы человек вот так умирал – затоптанный, забытый, никому не нужный и не интересный. Так быть не должно, и точка.
Он пробрался к железной двери и начал молотить в нее ногами.
– Эй, тут люди умирают! – кричал он. –
Обитатели трюма поглядывали на него с испугом. Легко было понять, что ничем хорошим эта выходка не закончится. Но Петровичу это было безразлично. Он ни на что хорошее и не рассчитывал.
Грохнул стальной замок, и в двери открылось небольшое окошко. На Петровича уставились неподвижные глаза гурцора.
– Перестань нас беспокоить, – услышал Петрович.
– Здесь люди умирают, – повторил он уже тише.
Окошко закрылось. Мрачный взгляд гурцора подействовал отрезвляюще и одновременно угнетающе. Петрович сник и побрел в свой угол.
Через несколько минут в потолке открылся люк, и оттуда хлынули струи прохладной воды. Узники оживились, зашевелились, стараясь подставить под неожиданный душ все тело.
После водной процедуры в трюме стало заметно свежее. А еще с палубы спустили деревянный поддон на веревке. Петрович сразу понял, что его слова были услышаны. Он взвалил покойника на плечо и перекинул на поддон.
– Подымай! – крикнул он, но, как оказалось, поторопился.
Рядом с мертвым человеком положили мертвого энейца. Еще через несколько секунд там же оказались два покойника-усода. Смерть, как и следовало ожидать, пришла не одна.
В полном молчании импровизированный лифт с мертвецами уехал наверх.
Обливание водой с этого раза стало проводиться дважды в день, и за оставшиеся пять дней плавания больше никто в трюме не умер.
Правда, теперь Петрович стал замечать, что другие пассажиры посматривают на него с суеверным испугом. Но его это не сильно тревожило.
Ранним утром пленников разбудил громкий скрежет и топот множества ног над головой. Пол качался не так, как обычно, и Петрович понял, что корабль остановился. Было слышно, как волны разбиваются о железные борта. В окошко чуть виднелись вершины далеких гор, прикрытых дымкой.
Несколько часов ничего не происходило, ожидание и неизвестность нервировали. Наконец загрохотали запоры на дверях. В числе первых Петрович поднялся по узкой железной лестнице на палубу.
Слепящее солнце заставило на некоторое время зажмуриться. Петрович слышал, как рассыпаются волны, как десятки ног топочут по палубе, как где-то звенят цепи. Был еще какой-то звук – невнятное ворчание, хрип, клекот, фырканье, словно рядом расположился некий зверинец.
Наконец Петрович открыл глаза. Пленников выстроили на палубе небольшой баржи. Это была именно баржа, а не корабль, как подумалось вначале. От носовой части под воду тянулись цепи. Они то натягивались, то провисали. Петровичу сразу показалось, что на другом их конце какие-то подводные животные и именно они тянули баржу все это время.