Кладбище домашних животных (другой перевод)

Кинг Стивен

Но не только они.

Он мог чувствовать зов Кладбища домашних животных — и того, что было за ним. Когда-то он звучал, как колыбельная, полная обманчивого покоя, — теперь этот голос был громким и властным, почти угрожающим: «Не вмешивайся, слышишь?»

Но он не мог не вмешаться. Его вина была чересчур велика.

«Сивика» Луиса не было в гараже. Там стоял только старый «Форд», пыльный и давно не использовавшийся. Он толкнул заднюю дверь дома и увидел, что она открыта.

— Луис? — позвал он, зная, что Луис не откликнется, но желая как-то нарушить нависшую внутри тяжелую тишину. Старость давала о себе знать — его руки и ноги ныли после двух часов работы

в саду, и он чувствовал, как боль впивается в левый бок, словно ржавое сверло.

Он прошелся по дому, надеясь найти какие-нибудь знаки того, что в душе не без юмора окрестил «древнейшим в мире разрушителем семей». Он не нашел ничего особенно подозрительного: игрушки, упакованные в ящик для Армии спасения, вещи мальчика возле двери, и в шкафу, и под кроватью... хуже всего было то, что в комнате Гэджа снова стояла собранная кроватка. Никаких признаков не было, но дом казался пустым и притихшим, словно ожидал появления чего-то...

«Может прогуляться на Дивное кладбище? Посмотреть, все ли там в порядке? Можно даже поймать там Луиса. Угостить его обедом, или еще что».

Но не на Дивном кладбище была главная опасность; она таилась здесь, в этом доме и за ним.

Джуд вышел и перешел через дорогу к своему дому. Он вынул из холодильника упаковку пива и отнес в комнату. Уселся у окна, выходящего на дом Луиса, открыл банку и зажег сигарету. Этот день порядком утомил его, и, как это часто бывало в последние годы, мысли путались. Если бы он узнал об отъезде Рэчел чуть раньше, он мог бы сказать ей, что ее учитель психологии, быть может, говорил правду, что с возрастом в памяти что-то ломается, как и в дряхлеющем теле, что вы не можете вспомнить, что было час назад, но со странной уверенностью восстанавливаете события, лица и дела давно минувших времен. Поблекшие краски снова оживают, голоса не заглушаются временем, а обретают истинное звучание. Это не улучшение памяти, мог бы сказать ей Джуд. Это просто старость.

Джуд снова видел быка Лестера Моргана Хэнрэтти, его налившиеся кровью глаза, и как он бросался на все окружающее, на все, что двигалось. Даже на деревья, когда их колыхал ветер. Когда Лестер пришел и забрал его, все деревья на выгоне Хэнрэтти были побиты, и его рога были расколоты, а из головы текла кровь. Когда Лестер уводил Хэнрэтти, он трясся от страха — как сам Джуд сейчас.

Он пил пиво и курил. День угасал. Он не зажигал свет. Скоро кончик сигареты стал маленькой красной точкой в темноте. Он сидел, пил пиво и ждал Луиса Крида. Он верил, что когда Луис придет домой оттуда, где он был, он выйдет и поговорит с ним. Убедится, что Луис вовсе не планирует ничего такого.

И еще он чувствовал мягкое веяние той силы, что населяла это дьявольское место, его скалы и курганы, выстроенные там.

«Не вмешивайся, слышишь, ты! Не вмешивайся, или ты очень об этом пожалеешь».

Не обращая внимания, Джуд сидел, курил и пил пиво. Он ждал.

47

В то время, как Джуд сидел и ждал его у окна своего дома, Луис ел обильный и безвкусный обед в столовой мотеля.

Еда была грубой и калорийной — то, что ему сейчас требовалось. На улице быстро темнело. Огни проезжающих машин тянулись вперед, как пальцы. Он поковырял в тарелке. Жареная картошка. Бифштекс. Ярко-зеленые бобы. Кусок яблочного пирога со стекающим сладким кремом. Он ел за угловым столом, глядя, как входят и выходят люди, думая, может ли его кто-нибудь здесь узнать. В глубине души он даже надеялся на это. Это вызовет вопросы: «Где Рэчел, что ты здесь делаешь, куда идешь?» — и вопросы могут

повлечь за собой осложнения, и может быть, именно это ему и нужно.

И на самом деле, едва он взялся за яблочный пирог, запивая его второй чашкой кофе, как вошла знакомая пара. Роб Гриннелл, врач из Бангора, и его хорошенькая жена Барбара. Он ждал за своим столом, но они прошли в дальний конец зала, и он потерял их из виду, непроизвольно отметив преждевременную седину Гриннелла.

Официантка принесла Луису счет. Он расписался, поставив рядом номер комнаты, и вышел.

Снаружи свирепствовал ветер. Его завывание странно бодрило Луиса. На небе не было звезд; по нему неслись рваные клочья туч. Луис немного постоял на пороге, засунув руки в карманы и подставив ветру лицо. Потом он повернулся, пошел в комнату и включил телевизор. Было еще рано что-либо предпринимать, и в ночном ветре таилось что-то пугающее. Он решил ждать.

Он четыре часа смотрел телевизор, восемь получасовых развлекательных программ. Впервые за много дней он так долго смотрел телевизор.

В Чикаго Дори Голдмэн плакала:

— Лететь обратно? Но, дорогая, зачем? Ты только что прилетела!

В Ладлоу Джуд Крэндалл сидел у окна, покуривая и прикладываясь к банке с пивом, перелистывая в уме книгу своего прошлого и ожидал Луиса. Рано или поздно Луис должен вернуться домой, как Лэсси в старой картине. Были и другие пути на Кладбище домашних животных и то, что за ним, но Луис их не знал. Чтобы пройти туда известной ему тропой, он должен миновать свой дом.

Не зная об этом, Луис сидел и смотрел цветной телевизор. Он никогда раньше не смотрел этих программ, но слышал разговоры про них: белая семья, черная семья, ребенок, который оказывается находчивее взрослых, одинокая женщина, замужняя женщина, разведенная женщина. Он смотрел все без разбора, время от времени поглядывая за окно, в сгущающуюся тьму.

Когда начался одиннадцатичасовой выпуск новостей, он выключил телевизор и решил приступить к тому, что он задумал сделать, быть может, еще тогда, когда увидел лежащую на дороге кепку Гэджа, всю в крови. Он снова был холоден, силы вернулись к нему, но что-то явно стояло за этим — страсть, азарт, а может и безумие. Неважно. Это оно давало ему силы, согревало и заставляло двигаться вперед. Идя к машине он подумал, что Джуд, вероятно, был прав насчет растущей силы этого места, ибо теперь он чувствовал, как она овладевает им, и спросил себя:

«Могу я остановиться? Могу я остановиться, даже если захочу?»

48

— Неужели? — переспросила опять Дори. — Рэчел, ты с ума сошла... на ночь глядя...

Рэчел только покачала головой. Она не могла объяснить матери, почему хочет вернуться. Чувство крепло в ней, словно ветер: сначала он колеблет траву, едва заметный, потом начинает дуть сильнее, не оставляя ни одного спокойного местечка; затем деревья начинают раскачиваться и скрипеть; вскоре уже сотрясаются дома — так, исподволь, подкрадывается ураган, всеразрушающий и неостановимый.

В Чикаго было шесть часов. В это время в Бангоре Луис приканчивал свой безвкусный обед. Рэчел и Элли едва притронулись к своим тарелкам. Во время обеда Рэчел не отрывала глаз от еды, чтобы не встречаться с мрачным взглядом дочери, вопрошающим, что она может сделать и как помочь папе.

Она ждала, когда позвонит Джуд и скажет ей, что Луис вернулся, и действительно зазвонил телефон — она подскочила, а Элли едва не выронила стакан с молоком — но это была всего лишь подруга Дори по бридж-клубу, она хотела узнать, все ли у них в порядке.