Кладбище Кроссбоунз
Шрифт:
Первый раз прошел быстро. Второй получился более медленным и вдумчивым. Шон прирожденный выпендрежник; он досконально изучил вопрос и теперь мастерски владеет всеми надежными способами довести женщину до оргазма. Вскоре губы мои горели – и от жгучего перца чили, которым сдобрили утку, и от щетины, оцарапавшей мне лицо.
– Сколько я уже встречаюсь с тобой? – спросил он, перекатываясь на бок и глядя мне в глаза.
– Несколько недель.
– Дольше, Элис. Не меньше трех месяцев.
Я слегка запаниковала. Этак дело скоро дойдет до того, что он предложит вместе провести отпуск или познакомиться с его родителями.
– Послушай, тебе не кажется, что все это потихоньку выходит из-под контроля?
Он снова поцеловал меня.
– Абсолютно.
В следующее мгновение Шон вскочил на ноги и принялся собирать разбросанную по всему полу одежду. Пока он натягивал джинсы, я поймала себя на том, что любуюсь тугими мускулами его спины.
В десять за ним захлопнулась дверь, я же продолжала лежать, разглядывая потолок. Мое тело наполняла приятная истома, чего никак нельзя было сказать про голову.
В шесть утра я подскочила в постели, слыша, как гулко бьется мое сердце. Кто-то яростно колотил во входную дверь. Я почему-то подумала, что это Шон вернулся за новой порцией секса, но потом поняла, что такой грохот ранним утром мог устроить только один человек. Мой брат.
Да, это Уилл. Клацая от холода зубами, он дрожал под дверью в одной тонкой рубашке. Зрачки расширены, зеленые глаза почернели.
– Ты заперла дверь, – пробормотал он.
– Заходи, Уилл.
– Не делай этого, Элис, никогда не делай.
– Хорошо, дорогой, не буду. Заходи.
– Люди могут подумать, что ты им не рада.
– Тебе я, конечно, всегда рада. Заходи, не то простудишься.
Мне не сразу удалось заманить его в прихожую, но я знаю, что в таких случаях его лучше не трогать. При верхнем свете кухни я разглядела его ближе: Уилл выглядел хуже, чем в прошлый раз. Небритый, щеки запали, на верхней губе большая ссадина. Лицо подергивается, губы растянуты в оскале, как у Джокера из фильмов про Бэтмена. Одному богу известно, что он принимал все это время, – наверное, сидел на кетамине. Причем в таких количествах, что теперь каждый его нерв превратился в оголенный электрический провод. Уилл открыл кран и, подставив рот под струю воды, принялся жадно ее глотать. Порывшись в шкафчике с припасами, я нашла лишь упаковку риса и кукурузных чипсов. Протянула ему чипсы. Он тут же разорвал пакет и сунул в рот целую пригоршню.
– Где твои ключи, Уилл?
Он не ответил мне – набил рот. Тогда я осторожно приблизилась к нему, достала ключи из кармана рубашки и потрясла перед его лицом.
– Смотри, вот они. Ты мог бы сам открыть дверь. Я никогда не запираюсь от тебя.
Должно быть, я подошла к нему слишком близко или мой тон напугал его. Уилл вздрогнул и, рассыпая по всему полу чипсы, набросился на меня с кулаками. Я выбежала из кухни в прихожую, оттуда на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь. Быстро вставив ключ в замочную скважину, замкнула входную дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы отдышаться. В следующую секунду Уилл уже колотил в дверь на уровне моей поясницы. Подождала, когда он устанет и немного успокоится. Наконец удары прекратились, и я спустилась вниз, чтобы заглянуть в его микроавтобус. Тот был открыт. На грязном полу валялись газеты, на раскладушке лежал рваный спальный мешок. Повсюду разбросаны нестираные рубашки, нижнее белье, полотенца. Я собрала все в пакет и заставила себя вернуться обратно в квартиру.
Стоя на лестничной площадке, мысленно взвесила все «за» и «против». Есть опасность, что брат изобьет меня до синяков, но если вызвать «Скорую», то он сбежит, как только услышит сирену. Можно постучаться к соседям и попросить помощи, но, сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, решила все же не беспокоить их и на неверных ногах вернулась в квартиру.
Уилл находился в гостиной. Мирно разговаривая сам с собой, копался в шкафу. Брат уже успел позабыть, что именно вызвало у него вспышку ярости. Я забросила его одежду в стиральную машину и засыпала щедрую порцию порошка. Тем временем Уилл отыскал коробку из-под обуви, набитую
– Нашел что-то интересное? – спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Фотографии, – пробормотал он.
Он пасьянсом разложил их на полу. На одной был запечатлен семейный праздник. Отец обнимает за плечи меня и мать. Уилл стоит рядом, он уже на несколько дюймов выше меня.
На другом фото он сам на выпускном вечере в Кембридже, гордый, полный уверенности в себе. Волосы на солнце почти белые. Брат вытащил из коробки еще одну фотокарточку. На ней он держит за руку симпатичную брюнетку, одну из многих девушек, за которыми когда-то ухаживал. Она смотрела на него так, будто никогда не отпустит. Я закусила губу. Раньше мне было проще не обращать внимания на разницу между Уиллом тогдашним и Уиллом сегодняшним.
– Тебе что-то нужно?
Он слишком занят новой игрой и потому не ответил. Я поняла, что сейчас лучше его не трогать, и стала собираться на работу. Когда приняла душ и накрасилась, брата в квартире уже не было. Входная дверь осталась открытой. Но прежде чем уйти, он аккуратно разложил по всему полу фотографии, снимок к снимку, как плитку.
Они шли в хронологическом порядке, начиная с детских. Далее несколько фотографий в школьной форме, затем мы с братом в возрасте двадцати с чем-то лет на пляже вместе с Лолой. И, наконец, последний снимок. На нем Уилл сфотографирован у здания Лондонской фондовой биржи, где начинал работать брокером. Брат широко улыбался, ни дать ни взять получил ключи от Сити. Я бросила фото обратно в коробку. Ужасно хотелось сжечь все это, привыкнуть уже к тому, что больше никогда не увижу его таким – торжествующим, словно все в жизни принадлежит ему, стоит лишь протянуть руку.
Я поехала на работу на велосипеде вдоль Тули-стрит. Было на редкость холодно, дорога блестела от изморози. На секунду подумала – а не уехать ли мне куда-нибудь подальше, крутить педали, пока не станет больно ногам. Махнуть рукой на пациентов, дожидающихся очереди, и по-настоящему больных, и просто озабоченных. Рядом с «Лондонским подземельем» [4] уже собралась толпа желающих поглазеть на восковые убийства и искусственную кровищу.
У пруда Грейт-Мейз я прицепила велосипед к ограде и подняла глаза на здание больницы Гая. Тридцатичетырехэтажная башня из серого бетона смотрела на меня крохотными окошками. Неудивительно, что она снискала славу самого уродливого здания в Лондоне. При наличии времени можно без труда вычислить окно моего кабинета: на двадцать четвертом этаже, пятое слева.
4
Аттракцион, известный черным юмором в изображении всевозможных ситуаций, связанных со смертью.
Подъем дался тяжелее обычного. На десятой площадке у меня заурчало в животе, и я пожалела, что не успела позавтракать. Еще четырнадцать лестничных пролетов, и голова уже кружилась от нехватки кислорода, а легкие горели огнем.
Весь день каждые сорок пять минут в кабинет входили пациенты; прием велся на автопилоте. Но одну победу я все-таки одержала. Девушку с анорексией благополучно госпитализировали. Я обнаружила страдалицу под капельницей, откуда в ее истощенное тело вливался физраствор. Из таблички на спинке кровати явствовало, что кровать занимает Лора Уоллис, пятнадцати лет. Масса при поступлении – пять стоунов два фунта [5] . Мать сидела на краешке стула рядом с подушкой. Лицо в резком больничном свете казалось серым. Судя по всему, бедная женщина не спала несколько ночей.
5
Примерно 32,7 кг.