Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

Ффорде Джаспер

— А! — отозвался Король, снова садясь на место.

Грифон встал и поднялся на судейскую трибуну. Судьи в страхе отпрянули от него, когда он поскреб подбородок огромной лапой. Соня снова подняла лапку, извинилась, и ей снова разрешили выйти. Когда она вернулась, Грифон начал речь.

— Вопрос не в том, допустила ли мисс Нонетот несколько текстуальных и нарративных вольностей в финале «Джен Эйр». Мой ученый коллега от обвинения ясно дал нам понять, что допустила. Мы это признаем.

Суд ахнул.

— Да, я согласен, что формально мисс Нонетот нарушила

закон, но она сделала это из высших побуждений — ради любви.

Грифон выдержал драматическую паузу.

— Любви? — переспросил Король. — Это защитник?

— Исторически говоря, — прошептал Белый Кролик, — один из лучших, ваше величество.

— Ага! — сказал Король. — Продолжайте.

— И не ради собственной любви, — заявил Грифон. — Она решилась на этот шаг ради двоих любящих, дабы они не расстались друг с другом. А это предмет суда более высокого, чем тот, перед коим ныне стоит мисс Нонетот.

Все молчали, так что он продолжал:

— Согласен, мисс Нонетот очень необычная личность, совершенно бескорыстная, что требует от данного суда самого снисходительного отношения. И мне нужно вызвать только одного свидетеля, который докажет правдивость утверждений защиты. Я вызываю… Эдварда Рочестера!

Зал ахнул в один голос, и последняя морская свинка упала в обморок. Судебные приставы, не зная, что делать, запихали свинку в мешок и уселись сверху.

— Вызывается Эдвард Рочестер! — пронзительно возгласил Белый Кролик, и его вопль четырежды подхватили другие голоса, постепенно удаляясь.

Мы услышали его шаги прежде, чем он появился сам. Чуть неровные шаги, сопровождаемые стуком трости. Он медленно вошел в зал суда, искалеченный, но решительный, и внимательно обвел присутствующих взглядом, дабы уяснить, кто тут судья, кто присяжные, кто адвокат. Изменение, внесенное мной в «Джен Эйр», обошлось ему дорого. Рочестер потерял руку и видел только одним глазом, да и то слабо. Я прикрыла рот рукой, увидев, как он шаркающим шагом вступил в молчаливый зал. Знай я, чем все кончится, решилась бы снова на то же самое? Калекой сделало Рочестера предательство Ахерона, но кашу-то заварила я.

Лицо у Эдварда зажило, хотя и покрылось рубцами, что, впрочем, не слишком испортило его внешность. Он принес присягу. Глаза его под темной копной спадающих на лоб волос пылали.

— Извините, — пискнула соня, сидевшая рядом с Рочестером, — вы мне не подпишете грифельную доску?

Рочестер криво усмехнулся, взял перо и сказал:

— Как ваше имя?

— Элен.

Рочестер подписал, отдал доску, и ему тут же подсунули еще одиннадцать, аккуратно стерев с них все предыдущие записи.

— Довольно! — взревел Король. — Я не допущу, чтобы мой суд превратился в рассадник охотников за автографами! Мы тут за правдой гоняемся, а не за знаменитостями!

Воцарилась мертвая тишина.

— Надеюсь, не откажете? — произнес Король, протягивая Рочестеру собственный блокнот, и тихо добавил: — Это для дочки.

— Как зовут вашу дочку? — спросил Рочестер, держа перо наготове.

— Руперт.

Рочестер

подписал и отдал блокнот.

— Мистер Рочестер, — начал Грифон, — не могли бы вы своими словами рассказать нам, чем обернулись действия мисс Нонетот лично для вас?

Зал замер. Даже Королю с Королевой было интересно услышать, что скажет Рочестер.

— Для меня одного? — медленно проговорил Рочестер. — Ничем. Для нас, моей дражайшей Джен и меня, — всем!

Он сжал руку с обручальным кольцом, погладил золотой ободок большим пальцем, пытаясь превратить свои чувства в слова.

— Чего мисс Нонетот не сделала для нас? — тихо произнес он. — Она дала нам все, что мы только могли пожелать. Она освободила нас из тюрьмы, созданной не нами, из темницы отчаяния, откуда мы и не мечтали вырваться. Мисс Нонетот дала нам возможность любить и быть любимыми, и я не могу себе даже вообразить большего дара. У меня нет слов выразить нашу благодарность.

В суде стояла тишина. Даже Королева замолчала и просто смотрела, приоткрыв рот («Прямо как рыба», — подумалось мне), на Рочестера.

Голос Грифона нарушил молчание.

— Свидетель ваш.

— А! — сказал Хопкинс, собираясь с мыслями. — Скажите, мистер Рочестер, только чтобы уточнить один вопрос: мисс Нонетот изменила конец вашего романа?

— Хотя я, как вы видите, остался калекой, — ответил Рочестер, — словно старый каштан, пораженный молнией, в саду Торнфильда, я сейчас счастливее, чем когда-либо. Да, сэр, мисс Нонетот изменила конец романа, и я вечно буду ее за это благодарить!

Хопкинс улыбнулся.

— Больше вопросов нет.

— Что ж, — сказал Грифон, когда суд объявил перерыв, чтобы Король мог обдумать приговор.

Королева, вопреки обыкновению, стояла за оправдание. Услышать от нее такое было просто невероятно, и, когда она сказала это, все в изумлении уставились на нее. Тритон Билли чуть не подавился, и его пришлось постучать по спине.

— Заранее исход предсказывать не буду, — Грифон вежливо поклонился Хопкинсу, приводившему в порядок бумаги вместе с Белым Кроликом, — но Рочестер устроил для вас сильное шоу. Червонные Король и Королева, может, и самая тупая пара, которая когда-либо председательствовала в суде, но, в конце концов, они же червонные, а черви — те же сердца! И поскольку вы совершенно очевидно виновны, нам требовалось вызвать сочувствие к вам прежде, чем дойдет до вынесения приговора.

— Сочувствие? — с удивлением спросила я. — Это у Королевы-то, с ее вечным «отрубить ей голову»?

— Это ее маленькая слабость, — ответил Грифон. — На самом деле она никогда никого не казнит. Я только немного беспокоился, как бы вас не взяли под стражу до вынесения приговора, но, к счастью, Король путается в юридической терминологии.

— Как вы думаете, что мне грозит?

— Честно говоря, понятия не имею, — ответил Грифон. — Время покажет. До встречи, Нонетот!

Я медленно вернулась в штаб беллетриции и обнаружила там мисс Хэвишем.