Кладоискатель и золото шаманов
Шрифт:
Отбарабанив отрепетированную дома заготовку, я замер. Язык онемел и не шевелился.
Я молчал и Ласточкин молчал тоже.
«Если меня в тюрьме убьют, История от этого ничего не потеряет, – крутилось в голове. – На ход Истории моя смерть не повлияет никак, а мне за это башку запросто оторвут, но для Истории это ровным счётом безразлично.»
Наконец следователь переварил услышанное.
– Думаешь, мне деньги были нужны твои сраные? Триста долларов в месяц… Подтереться ими. Нашёл, чем пугать, «формирование»! – цедил он. – Мне
– Сколько барыг и копателей вы таким образом вскрыли на хабор? – спросил я, набравшись смелости.
– Много, – отрубил старший следователь. – Значит, так. Ты со своими корефанами договариваешься и сдаёшь находку, которую из Сибири привёз. Оформим её как добровольно переданный государству клад. Вы за него даже вознаграждение получите. Хотя вам не денег, а сроков побольше не мешало бы дать. С тобой пока всё. Считай, беседа проведена. Иди и делай, что я сказал. Пригласи там следующего, который в коридоре ждёт.
Общаться ему со мной явно не хотелось.
Я встал и пошёл к дверям.
– Пропуск возьми! – буркнул легавый.
– Ах, да! – я вернулся и вежливо попрощался: – До свидания.
– До скорой встречи, любезный! – отчеканил Ласточкин.
В коридоре я увидел скрючившегося на скамье Давида Яковлевича. Ему было нехорошо. Гольдберг поднял на меня глаза и скис окончательно. Мимо ходили сотрудники управления, обстановка была холодная и деловая.
– Всё нормально, вас ждут, – пригласил я, чувствуя себя проклятым источником несчастий, и подмигнул.
– Ну, что, вино разлито, надо пить! – сказал я, когда мы уселись за круглый стол на даче Гольдберга. – Какие будут предложения, уважаемые компаньоны?
Давид Яковлевич, в состоянии едва ли не предынфарктном, выставил новую бутылку виски, придвинул поднос со стаканами и жестом предложил наливать. Себе он немедленно набулькал на три пальца, проглотил и снова наполнил.
– Правильно, Яковлевич, быстро выпитый стакан не считается налитым! – одобрил Слава. – Передай-ка вискаря.
Нам всем не мешало промочить горло. И хотя я уже успел немного отойти от беседы, в отличие от Гольдберга, который только что вернулся с Захарьевской, а Вадик и Слава вообще не попали под раздачу, накатить стакан возникла острая нужда.
Когда невидимая лапа живущей внутри нас твари немного отпустила душу, я взял слово:
– Что будем делать, господа? Я по поводу Ласточкина. Давайте решать, речь идёт о деньгах. Нас здесь четверо, доля каждого равна. Лично я готов сдать находку государству, чтобы не ждать, когда за нами придут товарищи в габардиновых макинтошах. Игры с национал-патриотами кончились, теперь за нас возьмутся всерьёз. Я хочу получить хотя бы дэцел вместо того, чтобы угодить в ментовскую засаду, которая может теперь поджидать нас на каждом шагу, и сесть, потеряв вообще всё. Предлагаю порешать. Ты как, Слава?
– Я как ты, – прямолинейно ответил афганец. –
Все наши совместные затеи кончались прибылью. Друган к этому привык и был готов идти в ад, если я предложу найти у чертей золото. Слава хорошо помнил, как появился у меня на пороге со справкой об освобождении и без будущего, как вскоре после этого стремительно и легко наладилась его личная жизнь.
– Если ты за то, чтобы сдать клад, то я тоже за. Я видел, как ты в тайге жилы рвал, но у тебя голова на плечах и, если считаешь, что золото надо сдать, значит, так лучше, – откровенно высказался он.
– Двое за сдачу, – сказал я. – Кто ещё? Вы как, Давид Яковлевич?
– Лучше сдать, – закивал Гольдберг. – Мы на крючке. Если раньше продавать было рискованно, то сейчас совершенно нереально. Больше скажу: если нас поймают на факте передачи, то посадят и нас, и перекупщиков. Только контрагенты отсидят и выйдут, а нас на киче удавят.
«А ведь не врал легавый насчёт пауков в банке, – я смотрел на бледное трясущееся лицо Гольдберга и видел все ответы. – Законы у антикварных барыг волчьи, они мародёрами питаются. Впрочем, какие деньги, такая и ответственность. Уровень действительно не мой. По крайней мере, пока.»
– Будем оформлять добровольную передачу найденного клада, – продолжил Давид Яковлевич. – Только… Врата разрублены. Там очевидно наличие четырёх частей, а у нас только две. Непременно возникнут вопросы, где мы прячем вторую половину.
– Если будут спрашивать, где вторая половина, сдадим им Кутха! – отрезал я. – У него золото на законном основании приобретено и хранится. Даже если нет, в любом случае, ему без разницы, что Ласточкин, что УБЭП и вообще вся наша питерская милиция. У него на Камчатке свои расклады, он там царь и бог, причём, в самом прямом смысле. И к тому же, а это главное, его заботы не наше дело!
Никто не возражал.
– Трое за, – подытожил я. – Вадик?
– Сдаём, – отрешённо сказал Вадик, разглядывая ногти.
– Значит, сдаёмся? – я обвёл взглядом нашу банду. – Единогласно! По предварительному сговору, группой лиц, с целью наживы сдаём Золотые Врата государству. А ведь хорошая идея кому-то в голову пришла, – отдал я должное врагу, – со своей собственноручно организованной псевдонацистской структурой запугивать и вскрывать антикварных барыг. Интересно, скольких они раскрутили на сдачу антиквариата?
– Многих, – Давид Яковлевич выплеснул в рот весь виски из стакана и залпом проглотил. – Вы помните, как прошлой осенью в мусорных баках вдруг стали находить антик? Это отдел по борьбе с хищениями исторических и культурных ценностей ГУВД сработал. А в УПЭБ по их методу свой «Трискелион» организовали и за нас взялись. Как ведь удачно попали, сволочи, на такую великолепную находку!
– Эх, яблочко, да наливной бочок, информацию на нас слил один торчок! – вздохнул я. – Знать бы, кто этот торчок…