Кладоискатель и золото шаманов
Шрифт:
– Качественно ты задвинул и с ножом придумал здорово! Нож жиганский, старая такая зоновская финка, авторитетная, внушает. Недаром этот чукча на него глаз положил.
– Наверное, он просто ценитель всякой сибирской фигни, – корефану удалось меня расшевелить, стало веселее. – Кутх уже богатый человек, собирает для забавы всякие редкости, напоминающие об истории края. Помнишь, как Лепяго нас на экскурсию по музею водил?
Вспомнив Лепяго, мы вспомнили всё остальное.
– Да, – помрачнев, ответил Слава.
– Не к ночи будет помянут, – сплюнул я.
На
– Давай до завтра, – я посмотрел на часы. – Точнее, до сегодня. С утра я тебе звоню.
– Лады, – корефан пожал руку. – Не прощаемся.
Я выбрался из «Волги», перешёл дорогу и побрёл, засунув руки в карманы куртки. За моей спиной Слава лихо развернулся и погнал к жене и уюту. Другану можно было только позавидовать. У меня не было ни уюта, ни верно ждущей возле очага супруги. Маринка залечивала душевные раны под родительской опекой, так что ждать меня могла…
Только Ирка!
«Кому ж ещё встречаться, как не нам?!»
Я даже остановился. Почему бы не пойти к ней? Правда, там её мамаша, но нам не впервой. Отчего-то вспомнился кабачок, который Маринка хотела оставить на развод, а я не позволил. Развод! Я отчаянно не хотел потерять Маринку снова. Неужели Кутх прав и я действительно проклят? Нет, хватит с меня Ирки! Эта женщина-загадка может основательно загадить всю мою жизнь.
Стиснув зубы, я зашагал к своему парадному. Пусть меня никто не ждёт, но безумным гулянкам надо положить конец, пока в самом деле до развода не дошло. К тому же, какая могут быть гулянки, когда дел ещё полно и устал как собака.
Занятый своими мыслями, я слишком поздно сообразил, что за мной ведётся охота. Когда от стены отделилась неуклюжая тень, я шарахнулся, но было поздно. Когтистая лапа вцепилась в левый рукав. Я рванулся и потащил за собой то, что недавно было Андреем Николаевичем Лепяго. Он дёрнул меня обратно и зарычал. В лицо пахнуло смрадом забродившего в желудке мяса, перемешанного с тухлой кровью.
– Этого ты хотел?! – в отчаянии выхватил я Сучий нож. – Этого?! Так на, сука, на!
И дважды, что было силы, саданул упыря в горло. Клинок с противным треском протыкал куртку и вонзался в шею. Неглубоко, до Лепяго ещё надо было дотянуться, но я попадал. То ли от неожиданности, то ли, чтобы схватить вожделенный нож, уньрки выпустил рукав и лапнул перед моим лицом воздух.
– На! – я рубанул пальцы и отскочил.
Уньрки взвыл и бросился на меня. Я врезал ногой в живот. Ботинок утонул в мягком, но Лепяго только хрипло выдохнул и попытался поймать ногу. Пальцы скользнули по штанине. Чудом вывернувшись, я отпрыгнул и выхватил из-под куртки ТТ.
– Сдохни, тварь! – я выпустил пулю ему в грудь и три в ноги.
Лепяго упал, но тут же начал подниматься. Я добавил ещё пару в колени, свалив уньрки, и побежал от него по двору.
Вот иркин подъезд! В отличие от моего, здесь работал кодовый замок. Я вдавил кнопки, влетел в парадняк и захлопнул за собой дверь. Подёргал – заперто! – и помчался вверх по лестнице. Вот её квартира. Нож и волыну в карман! Звонок.
– Ждала? –
Ирка опешила и только кивнула.
Вопреки моральным устремлениям, ночевать у любовницы входило в мою привычку. Цыганское проклятие продолжало работать.
В квартире Вадика было светло и холодно. Шторы оказались раздёрнуты, инсектарий пуст.
– Я выпустил всех бабочек, – опережая предсказуемый вопрос, сообщил Гольдберг. – Всё равно уцелели самые невзрачные. До заморозков далеко, пусть воле радуются. Пока птицы не склюют, – добавил он.
– Чем ты теперь заниматься будешь?
– Антиквариатом. Давид меня давно приглашал влиться в бизнес.
Оплот свободолюбивых Гольдбергов пал.
– Давай делом заниматься, раз пришёл. Давид мне муфель вчера подогнал со всеми причиндалами.
– Пробки не полетят?
– Не должны. Я спрашивал. Говорит, не сильно мощная печка на 1,8 киловатта, специально для двухфазной розетки, металлы в домашних условиях обрабатывать. Как думаешь, справимся?
– Тебе виднее, ты у нас мастер пули отливать.
Об этом хобби я узнал вчера от Давида Яковлевича, когда обсуждали под руководством Кутха охоту на уньрки.
Страстный коллекционер диковинных револьверов, Вадик был любителем бабахинга и давно освоил перезарядку стреляных гильз. В свете открывшихся знаний, мои ухищрения с экономией боезапаса к мокрому «Удару» показались дремучей наивностью. Если Вадик успешно изготавливал пули для своих «кольтов», что ему стоило снарядить укороченный патрон заурядного тридцать второго калибра! Впрочем, теперь я был рад, что задача упростилась. Это было довольно важным фактором в затеянном нами рисковом предприятии.
– Показывай, что принёс, – по-хозяйски распорядился Вадик, когда мы переместились на кухню, неопрятную, испещрённую следами работы с расплавленным металлом. Повсюду на полу, на столе и даже отчего-то на буфете виднелись подпалины. Кухней много и лениво пользовались и никогда не мыли.
На расчищенном от хлама древнем монументальном столе гордо возвышалась на кирпичах грязноватая электрическая лабораторная печь.
– Вот, всё нажитое непосильным трудом, – я достал из куртки увесистый брезентовый мешочек, дёрнул шнурок, распустил устьице и вывалил на берёзовую столешницу предметы из серебра.
Здесь было на что посмотреть не особенно взыскательному коллекционеру. Я принёс в жертву всякий хлам, раскопанный давным-давно, но так и не сбытый по причине убогого состояния. Серебряный лом стоит гроши, и я предпочёл оставить его себе, не ожидая извлечь уже никакой выгоды. Просто ради воспоминаний о счастливых днях, проведённых в поиске, о радости удачливого копателя, когда нет предела восторгу от пустяковой находки.
А теперь я хотел переплавить всё это в смертоносные слитки.
– Не густо, – Вадик с презрением разглядывал материальные доказательства моего кладоискательского успеха, для него они были всего лишь бесформенными кусочками почерневшего серебра. Сырьё для тигля.