Кладоискатели (сборник)

Жаренов Анатолий Александрович

— Почему ты ушел от них? — спросила как-то Титинэ.

— Так было нужно, — загадочно ответил Шаман.

Он научил людей сушить мухомор и есть его. У охотников пропадала острота зрения, а пастухи хуже сторожили стада. Волки безнаказанно резали оленей. А Шаман ласкал в своем пологе Титинэ и глотал самые жирные куски мяса.

Ахамме ушел. Однажды он перевалил горы и увидел море. Он познакомился с людьми, которые не пасли оленей, а ловили рыбу. Узнав, что в племя Ахамме пришел Шаман, они долго цокали языками, потом сказали, что они выгнали этого пустого и ленивого человека.

И Ахамме вернулся. Он рассказал дома все, что узнал. Но ему не поверили. К

тому времени Шаман совсем покорил людей.

А потом пришел голод. Все пастбища были вытоптаны. А Шаман вел племя на юг, где не было ягельников. И никто не верил Ахамме, который звал оленеводов за горы, на восток. Только когда оленей стало совсем мало, люди словно проснулись. Окружив юрту Шамана, они потребовали, чтобы он показал им путь. Шаман взял бубен…

— Не надо кочевать, — сказал он, окончив камлание. — Через три дня тут вырастут ягельники.

И снова поверили люди. А на другой день Шаман исчез. Новость принесла Титинэ. Шаман обманул и ее, тайком запряг последних оленей, нагрузил аргиш шкурами диких зверей и уехал. Все, кто был в силах, бросились догонять его. Как будто это могло спасти их.

Они нашли Шамана, привезли его обратно. Ахамме знал, что это бесполезно. Только Титинэ еще на что-то надеялась. Она украдкой кормила связанного обманщика и просила его помочь людям. А он смеялся, скалил желтые зубы и требовал мухомора. Но и этого уже не могла дать ему Титинэ. Тогда он плюнул ей в глаза.

Утром люди выволокли Шамана из юрты и стали требовать, чтобы он указал дорогу. Но связанный Шаман только дико вращал глазами. И тогда в круг вошел Ахамме. Гордо подняв голову, он указал рукой туда, где за туманной дымкой скрывались горы.

— Кто мне верит? — вскричал он. Но усталые люди молчали. Только чудо могло вдохнуть в них силы. И Ахамме знал: чудо будет. Будет в том случае, если ему поверит хоть один человек. И он крикнул еще раз.

Тогда люди услышали голос Титинэ.

— Я верю, — сказала она и приблизилась к Шаману. — Верю! — вскрикнула она еще раз, выдернула из-за пояса у Шамана нож и вонзила ему в грудь.

Замерли люди. Не было еще такого никогда. А Титинэ бросилась на колени перед Ахамме, обняла его ноги. Не понравилось это парню. Не ждал он веры от Титинэ. И подумал было, что не свершится чудо из-за этой выходки.

Однако ошибся Ахамме. Чудо свершилось. Увидели люди, что превратился Ахамме в камень. И Титинэ окаменела.

Заплакали люди. Но радость обретенной веры оказалась сильнее слез. Ушло племя. А два камня так и стоят до сих пор в тундре, навеки застыв в странном объятии…

— Все, — сказал Веденеев.

И отвернулся, замолчал. Удивительная натура. Может молчать целыми сутками. Клименко, тот был не в меру разговорчивым. Он не умел верить. И он умер от страха. Страх заставил его есть свечи. Но я все время отвлекаюсь. Меня и в редакции ругают за любовь к аналогиям, иногда очень далеким. Зачем я записываю веденеевскую сказку? Ее герой верил в чудо. Мне кажется, что Маша тоже хотела верить в чудо, которое вдруг преобразит Рогова. Может, мне только кажется это, не знаю. Но думается, что все мы в критические моменты склонны переоценивать возникающие ситуации так, как хочется нам. Даже безнадежные больные верят в выздоровление. И это хорошо, потому что такая вера помогает жить и бороться. Маша какое-то время верила в Рогова, она надеялась на его выздоровление, присматривалась к нему. А он? Он боялся. И страх оказался сильнее любви. Как у Клименко…

Я вдруг пожалел о том, что наука до сих пор не разрешила загадку телепатии. В последнее время об этом было

много разговоров. Вольф Мессинг, карточки Зенера, опыты, описаниями которых полнились страницы газет и популярных журналов. Все это, правда, мало волновало меня. Я не относил себя ни к убежденным противникам, ни к сторонникам существования явления, хотя с интересом следил за развернувшейся дискуссией.

Веденеев в этих вопросах был полным профаном. Зато умел слушать. Когда я выговорился, он откровенно зевнул.

— Брехня, фокусы, — только и сказал он.

— Почему?

— Да потому. Если бы мысли передавались, так нас давно бы нашли.

— А кто знает наши координаты? — возразил я.

— Запеленговать можно. А так… Брехня в общем.

«Может, и брехня», — подумал я, вспоминая о бывшем начальнике райгру, которого кто в шутку, а кто и всерьез называл одно время «телепатом».

Начальник райгру был удивительно информированным человеком. Он всегда знал, чем живут сотрудники управления, какие фильмы любят, какие проблемы обсуждают. Однако больше всего его волновал вопрос, что и как думают о нем самом. И если до него доходил слух, что какой-то имярек выразил недовольство тем или иным действием начальника, то этому имяреку приходилось платиться за свою неосмотрительность. Начальника очень заботили мелочи, и за ними он забывал главное. Впоследствии, когда его снимали с работы, начальнику райгру именно на это обстоятельство указали. У него были блеклые оловянные глаза. Он всегда глядел мимо людей, и его, казалось, не задевали ничьи страсти, ничьи муки. Разговаривая, он как бы давал понять собеседнику, что ему, начальнику, известна истина в последней инстанции, основываясь на которой он заявляет, что… Да не все ли равно что? Суть в том, что он сумел сыграть свою роль в истории с телеграммой. И крайне неблаговидную.

Маркшейдер Бурков рассказал мне, что он говорил с Дементьевой после того, как была послана телеграмма об открытии. Бурков предложил ей свою помощь. Он возмущался, он кричал, что этого так оставлять нельзя, говорил, что выступит на собрании, напишет в газету.

— Она не захотела этого, — сказал мне Бурков.

— Не надо, Бурков, — сказала она. — Ничего не надо. Коллектив, Бурков, это великое дело.

И Бурков послушался. Мне он говорил, что сделал глупость, что не стоило обращать внимания на ее просьбу, что он просто сплоховал. Я с ним согласен. Да Бурков и не знал всего. «Коллектив — великое дело» — это не ее слова. Так любил выражаться начальник. Бурков был новым человеком в райгру. Он не понял намека. Не догадался, что у нее на эту тему уже состоялся разговор с начальником.

Вот так все это и началось. С телеграммы о коллективном открытии золотого месторождения. С телеграммы, в которой фамилии Рогова не значилось. Но к рождению этой телеграммы и он приложил руку.

Лист четвертый

Бывшему начальнику крепко врезали по зубам, как справедливо отметил Веденеев. Началом конца начальника явился газетный фельетон. Я его читал в подшивке, ибо ко времени моего приезда бывший начальник трудился уже на ниве охраны социалистической собственности. Скромная должность начальника караула в судоремонтных мастерских, возможно, мало устраивала его самого. Зато это было удобно для окружающих. Лишившись власти, он неожиданно обрел человеческие качества, и его оловянные глаза не казались уже такими тусклыми. Его голос потерял металлический тембр. Он перестал изрекать, стал говорить, он не выслушивал, а просто слушал.