Клан Ельциных
Шрифт:
На многих улицах стояли живые елки, богато украшенные разноцветными гирляндами, закутанные в сверкающие нити мишуры. На елочных базарах, источающих приятный запах свежей смолы и хвои, суетились бабушки и дедушки, выбирая красавицу для своих внуков.
Маша беспрестанно крутила головой по сторонам, изучая новую, праздничную Москву, а мама держала ее за руку. Вооруженные спецы из службы охраны шли на чуть почтительном расстоянии сзади. С тех пор как Борис Ельцин стал президентом, никто из его семьи не ходил по улице без охраны.
Маша наклонилась к белому сугробу и зачерпнула ладонью чуть влажный
— Попала, попала! — От радости Машенька даже припрыгнула на месте.
— Простудишься! — Мама обратила внимание на намокшие варежки, и сняла их. Погрела в своих ладонях покрасневшие дочкины «лапки». — Ну-ка спрячь руки в карманы! И давай мне сюда варежки, а то опять потеряешь… На тебя этих варежек не напасешься…
— Не потеряю! — Маша, как и многие десятилетние дети, отличалась «духом противоречия», установкой «я сама». Мокрые варежки она, вопреки маминой просьбе, глубоко засунула в карманы пальто. — Мам, пойдем покупать подарки. Тебе, папе и деду.
Слово «деду» Маша выделила особенно. Конечно, папа Валера был ей роднее и ближе деда Бори. Папу она видела каждый день и очень любила. Но про деда Машенька точно знала, что он в стране самый-самый главный. Почти как Дед Мороз.
Деда Борю каждый день показывали по телевизору, а недавно диктор сказал, что деда Боря ездил в Беловежскую пущу, и там ему вручили какой-то очень важный документ. И теперь он стал даже не как Дед Мороз, а еще сильнее. Он самый-самый главный Дед.
У него есть красивый белый дом в Москве, где он са-мый-самый большой начальник. А еще у деда есть настоящие пушки и танки. По телевизору показывали, как однажды летом деда Боря стоял на своем танке возле дома. Злые люди хотели у него что-то отобрать. И всем тогда было страшно. И мама даже плакала. Но деда победил нехороших людей, потому что добро всегда побеждает зло — так мама с папой говорят. Когда дед стоял на танке, то Маша страшно боялась за деда, только вида не показывала, потому что она уже большая девочка, и ей слезы и сопли распускать неприлично. Мама тогда говорила, что злые люди могут убить деда, и все время пила какие-то успокоительные лекарства. А деда — это мамин папа! И даже сейчас, когда по улице вдруг начинают проезжать колонны грузовиков, мама вздрагивает и подбегает к окну. Она говорит, что второй такой истории не переживет.
— Мама, а что мы подарим деду на Новый год? — Маша испытующе заглянула в глаза матери.
— А что бы ты хотела?
— Давай деду подарим танк. Игрушечный.
— Игрушечный танк? — Лена нахмурила брови — Почему?
— Потому что настоящий танк у него есть. А игрушечный у него будет просто так… А еще давай деду подарим большую-пребольшую елочную шишку. Стеклянную. Он ее повесит на елку и будет нас вспоминать. Только шишка должна быть большой-пребольшой…
«Нашему деду только шишки и дарить, — про себя с усмешкой подумала Лена. — А то он еще их в своей жизни набил… Шишка… Почему, интересно, большого начальника называют шишкой?»
— А что мы папе подарим?
— Папе — самолет! — не задумываясь выпалила Маша.
— Самолет мы
— Папа — пилот, и у него должен быть свой самолет! Давай ему подарим настоящий самолет!
Лена покачала головой, а сама подумала: а что, если в России разрешили частную собственность, то значит, могут появиться и частные самолеты?
— Ну что ты, дочка, где же я для папы возьму настоящий самолет?
— А ты у деда попроси. Он же сейчас самый-самый главный. Он все может. Любые подарки. Давай, он подарит папе самолет, тебе — новое платье, а мне — много-много игрушек.
— Маша, наш деда уже сделал нам всем подарки.
Глаза маленькой Маши заметно расширились.
— Правда? А какие?
— Он подарил нам новую жизнь. Мы теперь живем в совсем новой стране.
— Это как? — Маша непонимающе крутила головой по сторонам.
Ее окружали прежние улицы и знакомые дома, по улицам ходили такие же, как и всегда, люди.
— В этом месяце, Маша, все изменилось. Когда вырастешь — поймешь. Твое поколение станет первым поколением свободных людей. Благодаря твоему деду. Мы теперь — современная, демократическая страна. Но тебе еще рано говорить об этом. Ты все равно многого не поймешь. Как бы тебе понятно объяснить? — Лена прикусила губу. — Ну вот, раньше с нами никто из иностранцев разговаривать не хотел. Нас боялись. И американцы, и немцы, и французы… и даже негры из Африки… Про нас говорили, что мы дикари, что у нас медведи ходят по улицам…
— Правда, что ли?! — Маша недоверчиво посмотрела на мать.
— Да. Была эпоха холодной войны. А теперь все изменилось, началась новая жизнь. И про нас так говорить уже никто не будет. Наоборот, теперь с нами все здороваются, все нас уважают. Благодаря твоему деду.
— Ух ты! — Маша даже рот разинула от восторга. — Молодец, деда!
ИЗ КНИГИ А. ЗИНОВЬЕВА «ГЛОБАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕЙНИК»:
«Наш XX век был, может быть, самым драматичным в истории человечества, с точки зрения судеб людей, народов, идей, социальных систем и цивилизаций. Но, несмотря ни на что, он был веком человеческих страстей и переживаний, веком надежд и отчаяния, иллюзий и прозрений, обольщений и разочарований, радости и горя, любви и ненависти. Это был, может быть, последний человеческий век. На смену ему надвигается громада веков, сверхчеловеческой или постчеловеческой истории, без надежд и отчаяния, без иллюзий и прозрений, без обольщений и разочарований, без радости и без горя, без любви и ненависти…»
Елена и Маша Окуловы пришли домой. Стряхнули влажные хлопья снега с намокших пальто. Елена быстро переоделась в спортивный домашний костюм и пошла на кухню готовить обед. Вскоре аппетитно запахло жареной картошкой с мясом. Елена заваривала свежий душистый чай в белом чайничке из дорогого китайского фарфора, думая о том, кем же вырастет ее дочка в новом, демократическом обществе, которое строит отец. Наверно, она будет особенным ребенком…
— Маша! — крикнула Елена, подзывая дочь на кухню, и когда та прибежала, шумно шлепая тапочками, обратилась к ней уже гораздо более мягким и спокойным голосом: — А кем бы ты хотела стать, доча, когда вырастешь?