Класс отщепенцев
Шрифт:
Бесконечные проверки комнат общежития напоминали смотр королевской гвардии… Многие из учеников могли это подтвердить вполне обоснованно… Пятно на полу являлось порождением крамолы, пыль на шкафу была залогом неблагонадежности, а разбросанные вещи вообще приравнивались к попытке государственного переворота. Все аспекты студенческой жизни, будь то учеба, сон или еда отныне должны проистекать не иначе как по стойке «смирно». Это минимум. Желательно еще в процессе отдавать честь или иными какими способами демонстрировать свою приверженность традициям. Что характерно — «День короны» еще через два месяца, но верхушка Академии почему-то
Надвигающийся праздник внес свои коррективы и в учебный процесс. На пожилых преподавателей накатывали незапланированные приступы ностальгии, рассуждения о предмете плавно перетекали в обсуждение предстоящих выступлений, а то и нарядов приглашенных.
И везде, буквально во всех пунктах подготовки к предстоящему мероприятию возникали проблемы с отщепенцами. Ну не укладывались они в картину светлого Академического быта. Идеи о расовой дружбе разлетались как осколки стекла под ударом булавы, стоило кому-то упереть свой взор в хмурое и невыспавшееся лицо гнома. А если бы еще кто знал, что это представитель прекрасной половины гномов…
Что же касается их комнат… После посещения комиссией комнаты орков, крыло отщепенцев решили попросту изолировать, ибо даже самым благонадежно настроенным оптимистам становилось понятно, что простой (или непростой) уборкой тут делу не поможешь. Предпочтительнее снос… Впрочем, запах так и невыветрившейся оркской сигары предавал табличке «испытательная лаборатория» внушительный вес, и желающих посетить эту часть общежития было не так уж трудно уговорить сменить маршрут следования. Так что отщепенцам никто особо не мешал претворять в жизнь их замыслы.
Вы не подумайте! Замыслы их были чище и белее горного снега… В котором замерзло людей много больше, чем в грязной жиже, струящейся весной по сточным канавам… Валеку строго–настрого запретили его шуточки с прыгающими по сцене отрубленными конечностями, у Голана каким-то чудом отобрали топор, а Хлиис прикладывал поистине титанические усилия, дабы его монолог могли расслышать не только отщепенцы на сцене, но и последние ряды вместительного актового зала.
Сам день мероприятия был по–своему особенным. У студентов сократили занятия, а по коридорам Академии смерчем носился декан, дабы успеть привести в порядок то, что не успели за целую неделю, ведь в гости обещал нагрянуть сам министр Родшин. По сути — третье лицо государства… По крайней мере, в официальной трактовке. В неофициальной это место прочно застолбила за собой теща ныне здравствующего короля. Но это к делу не относится.
То ли чувствуя неладное, то ли просто из элементарной перестраховки выступление отщепенцев отнесли на самый финал. Вишенка на торте, так сказать… Или, если вы привыкли смотреть на жизнь пессимистично, то чтобы успеть показать хоть что-нибудь хорошее, если эти нелюди опять чего-нибудь учудят.
Декан, не раз делавший попытки проникнуть на репетиции отщепенцев, раз за разом любовался вполне невинными, и очень точными по отношению к оригиналу деталями пьесы. После чего его мягко выпроваживали, объясняя, что актеры смущаются столь высокого внимания и не могут нормально готовиться…
На всякий случай специально отобранная деканом комиссия проверила заранее установленные декорации на предмет всевозможных глупых шуток. Декорации были чисты. Тут все же необходимо сделать небольшое отступление
И все же… Все же декан, головой отвечающий за порядок на мероприятии, пропустил ключевую деталь. Которую, собственно, от него особо и не прятали… И, занятый уже начавшимися выступлениями других групп, он так и не удосужился пересчитать всю труппу отщепенцев и сопоставить роли…
Занавес… Мягкий свет… Приветственные аккорды музыки… Высокие гости замерли в ожидании кульминации праздника — совершенно новой постановки бессмертного человеческого произведения. Ибо что может быть прекрасней возвышенной любви, воспетой поколениями? Только когда эту любовь исполняют светлые эльфы…
Явление главной героини зародило в зале небольшие шепотки, а так же легкое смещение брови у высоких зрителей. Но, пожалуй, не более того, ибо кандидатура на роль Джуны была вполне приемлема.
Джуну играла Салли. Быть может, образ бойкой, и временами задиристой рыжеволосой девушки не совсем совпадал с нежной чувственностью героини пьесы, но главное, во внешней привлекательности ей не откажешь. Тут уже Налинна хорошо постаралась, заставив, наконец, Салли отказаться от стиля в одежде «под мальчика», приведя в порядок ее непослушные рыжие вихры и сделав подходящий случаю макияж. Одним словом, конфетка получилась, может и с перчиком, но это только придало действу больший интерес.
Вдохновенный монолог, отточенные жесты… И легкий смешок, прокатившийся по залу, при явлении на сцене родителей Джуны — почтенных Капутелли. Никто ведь не сказал, что почтенное семейство не может быть слегка бородатым… Ну, или не слегка…
А вот дальше… А дальше было явление главного героя, на пару с верным другом Меркнецио, и полный грусти диалог о недоступности красавицы Росилинды… И тут надо сказать, что не все ценители прекрасного так уж хорошо знают мелкие детали начала пьесы, так что вид плачущегося гремлина и утешающего его человека поначалу не вызвал недоумения… Разве что некоторое оцепенение тех, кто помнил, что именно Ромун некогда был пламенным воздыхателем Росилинды, а не Меркнецио…
И только на сцене бала, где были задействованы практически все действующие лица, до публики дошло неладное… Хотя неладное началось еще до бала, когда кормилица наставляла прекрасную Джуну. Просто… Просто когда кормилицей является холодный скользкий ящер, пусть и с нахлобученным на голову париком… Но это еще можно было списать на авангардность постановки и недостаток актеров в труппе…
Но потом все стало на свои места — Влюбленный взгляд, обращенный на сине–зеленого карлика, тоненькая струйка слюны из уголка рта в ответ (ну переигрывал Тридрилл, переигрывал…), гневный монолог Тибида, сотрясавший своды актового зала всею мощью орксих легких… Не спасала ситуацию и трогательная сцена, когда почтенная Капутелли уговаривает сына не доводить дело до кровопролития… Для этой сцены рослому Баргезу пришлось встать чуть ли не на колено, а крохотной гномке подняться на цыпочки, чтобы нежно погладить своего названного сына по щеке… Это все равно не могло изменить будущего.