Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Коллектив авторов

* * *

^<21>И чихает, и плачет, и кашляет, и смеется — Он. Омовенья свершает, к святыням спешит на поклон — Он. Днем и ночью, зимою и летом всегда обнажен — Он. Так познай же его, Он — в тебе, Он во всем, это — именно Он. [364]

* * *

^<22>Кто — покинул дома, кто — лесное жилье, [365] Но без духа, увы, невозможно уйти в забытье. Будь таков, как ты есть. Исчисляя дыханье свое, В постижении сути учения дли бытие.

364

Обращение к аскету, изнуряющему себя подвижничеством: «Бог — в каждом твоем движении».

365

Кто покинул дома, кто — лесное жилье… —Согласно традиционным индусским представлениям, человек на определенной стадии своей жизни должен удалиться от мира в лес, а затем покинуть и лес, чтоб стать бродячим аскетом.

* * *

^<23>Тот, кто меч обнажает, — взойдет на престол. Все обряды свершившему — Небо за то суждено. Наставлениям гуру [366] внимающий — истину мира обрел. По деяниям каждого — каждому будет дано.

* * *

^<24>О душа моя, буду стенать о тебе. Этот призрачный мир возлюбив, ты покинула область высот. Не оставят тебе даже тени железного якоря в зеркале вод. Почему ты забыла природу свою средь житейских забот?

366

Гуру— религиозный наставник, учитель.

* * *

^<25>В жасминовый сад души своей Лалла вошла. Там Шива и Шакти [367] соединились у жасминового ствола. Там

в чистые воды бессмертия погрузилась я. Там погребу себя, недосягаемой стану для бытия.

* * *

^<26>Срази чудовищных духов — страх, гнев, страсть! Не то самому придется под стрелами чудищ пасть. Кинь им пищу своей души, отрешенностью накорми. Познай на собственной шкуре, сколь велика их власть!

367

Шакти(«Сила») — одно из имен Умы, супруги Шивы. В более широком смысле — энергия, присущая каждому божеству.

* * *

^<27>О душа, не терзайся мирской суетой! Бесконечный о нуждах твоих позаботится сам. Не печалься о пище, вотще не томись нищетой, — Крик о помощи только Ему воссылай к небесам.

* * *

^<28>Наставленье дал мне гуру, лишь одно — на времена. «Внутрь души войди, — сказал он, — и познаешь все сполна». Это слово душу Лаллы пробудило ото сна, С той поры она танцует, круглый год обнажена! [368]

368

Согласно преданию, Лал-дэд ходила голой и в экстазе плясала. Танец бхакта — аналог космического танца Шивы.

* * *

^<29>Пьянея от вина речей своих, нимало Не верила в него, и все ж пила, пила; И вот, познав себя, мрак из души изъяла И на свету его в куски изорвала.

* * *

^<30>Кто цветочница? Кто цветочник? В пуджу какие ему принести цветы? Для окропленья который подходит источник? Единство с Шивой каким заклятьем вызовешь ты? Любовь — цветочница, дух — цветочник. Принести ему в пуджу должно преданности цветы. Для окропленья подходит лунный источник. Заклятьем молчанья единство с Шивой вызовешь ты.

* * *

^<31>Кто спит? Кто бодрствует во сне? Где озеро, что вечно иссякает? Что в дар для Шивы подойдет вполне? Каких высот достигнешь после мает? Дух спит, и он же бодрствует во сне. Пять чувств — то озеро, что вечно иссякает. В дар подойдут благодеяния вполне. Достигнешь Шивы после долгих мает.

* * *

^<32>Звери, камни, пламя, зелень — между ними нет различий. Суть вода, хотя различны зренью — влага, снег и лед. Все становится единым в свете истинного духа. Бесконечным, сущим в Шиве, мир сознанью предстает.

* * *

^<33>Пусть глумятся слепцы надо мною — в душе тишина, И печаль сокровенных глубин не достала. Если Шиве доподлинно я преданна, Осквернится ли пеплом зерцало?

Видьяпати [369]

Перевод В. Микушевича

^<1>Хорошо ненаглядной купаться. Кто посмеет за сердце свое заступаться? Мрак, напуганный полной луною; Плачут волосы черные над белизною. Тело влажной обтянуто тканью, И любовь ненароком грозит созерцанью. Но, подобные птицам чудесным, Груди словно торопятся к сестрам небесным. Ненаглядная рук не разжала. Еле-еле беглянок она удержала. [370] ^<2>Под защитой колючек цветок расцветает, И, тоскуя, пчела над жасмином летает. Приближается, видит сокровище сока: Сладок мед сокровенный, погибель жестока. Ты, цветок медоносный, скупишься, как видно. И тебе над голодным глумиться не стыдно? День за днем исцелить невозможно томленья, И нигде без тебя не найти утоленья. Ты мне скажешь: такая болезнь беспричинна? Он умрет, и в убийстве ты будешь повинна. ^<3>Жены другие прельстительны тоже. Ты, словно душа, для него всех на свете дороже. Даже мгновенная губит разлука. По-твоему, вечно продлится подобная мука? Знаешь, разумница, медлить не надо! Весна не навек наступает, минует услада. Темной одеждой окутано тело, [371] Но только виднее луна, если в небе стемнело. Светит луна для влюбленного взора. Лучистую амриту выпьет, ликуя, чакора. [372] ^<4> «Пасет он коров, как другие подпаски, О шашнях своих распускает побаски. Пастух пастухом остается, бесспорно, И слушать о нем горожанке зазорно. Не нужен мне Кришна, любитель пастушек, В деревне пускай соблазняет простушек! В деревне раздолье любому невеже. А где воспитанье? Достоинство где же? Коров он доил, вычищал он коровник. Сама посуди, разве это любовник?» [Поэт говорит: «Остеречься нелишне! Узнаешь ты цену великому Кришне».] [373] ^<5>Предпочел бы другой мне другую дорогой, Потому что красавиц поблизости много. Сколько долгих веков я в печали молилась, Лишь сегодня, счастливая, возвеселилась. Нет, подружка, я счастья такого не стою. Лотос видит луну, облюбован луною. Он в своей плетенице предстал мне, блистая. Божества недостойна пастушка простая. Повстречались нежданно-негаданно взгляды, И сподобилась я несказанной отрады. Возвещает поэт: «Красота совершенна. И печаль на земле для прекрасной мгновенна». ^<6>Плелась плетеница в покое моем одиноком. Одежда моя соскользнула с груди ненароком. И рядом со мною возлюбленный мой оказался. Нежданно-негаданно мой узелок развязался. Не знаю, как мне рассказать о сегодняшнем чуде. Руками своими поспешно прикрыл он мне груди. Откликнувшись, тело мое запылало, не скрою. И я поддалась, не владела я больше собою. В меня господин мой прекрасный мгновенно вселился. Он, мною владея, со мною безудержно слился. Таиться не стану: отрадно мне было при этом. Так лотос впервые цветет упоительным цветом. ^<7>Одежды упали, отброшен был стыд нестерпимый; Собою мою наготу прикрывал мой любимый. Зажмурилась я и светильник во тьме погасила. Пчела ненасытная в лотосе меду вкусила. Бесстыдна любовь, словно чатака-птица [374] весною. Любовь пламенеет, зажженная искрой одною. И вспомнить мне стыдно: объятия были мне сладки! В нем все необычно: обличие, стан и повадки. Дрожит мое сердце. Оно разорваться готово. Я больше не смею сказать ни единого слова. ^<8>Стыжусь я моей простоты непростительной. Я ночь провела в неприступности мстительной. Коснулось души моей чувство отрадное, И сразу же солнце взошло беспощадное. При солнце своей наготы застыдилась я, В досадной ошибке своей убедилась я. Схитрить я задумала, неумудренная. Осталась теперь я ни с чем, разоренная. Поэт говорит: «Заблужденье плачевное! Не в пору твое воздержание гневное». ^<9>Видишь, Мадхава! С нею победа сдружилась. Безнаказанно деву ты мучил, теперь она вооружилась: Над бровями клинок, блещут серьги-секиры. Юница в броне благовонной. Взоры — стрелы; не брови, нет, луки! Страшись красоты непреклонной! Возвещает поэт: «Перед этим сраженьем Как блистает прекрасная вооруженьем!» ^<10>Любовь голодна при своем пробужденье. Женщине ты не мешай разделить наслажденье. Не жадничай, следуй благому наказу: Есть не пристало руками обеими сразу. Красавицу пыл неразумный смущает. Кришна! Терпеньем погонщик слона укрощает. Она покорилась моим уговорам, И не пугай ты прекрасную грубым напором! Поверь мне, насилие здесь невозможно. Нежностью нежность попробуй прельстить осторожно. Взаимная страсть порождает усладу. Лучше оставь ее, в ней замечая досаду! Без лишних объятий вам лучше расстаться. Выплюнет Раху луну, чтобы тьмы наглотаться. Поэт говорит: «Не прельщайся пороком! Бережно пчелы в цветах наслаждаются соком». ^<11>Ей больно? Пускай! Только ты не тревожься нимало! Цветка никогда никакая пчела не сломала. Истину, Кришна, запомни простую: Мольбам ты не верь, или ночь пронесется впустую. Пей сладостный сок, и усладу она испытает. Любовь, как луна, в наслажденье таком возрастает. ^<12>Я в ненастье, во мраке дневном согрешила, День за ночь принимая, к нему поспешила. Дерзновенной любви помогало ненастье. Облака прикрывали постыдное счастье. Опыт мой несказанный при этом отраден: Словно слон дорогой мною днем был украден. ^<13>Лицо застилают ей волосы темной волною, Как будто неистовый Раху прельстился луною. Цветам рассыпаться в прерывистом этом сиянье; Так Ямуна [375] с Гангой свое торжествует слиянье. В слиянии полном ни тело, ни дух не стыдится; Верховною пляской спешит госпожа насладиться. Блестят на лице ненаглядной жемчужины пота: Ей жемчуг дарован любовью, — какая щедрота! Целует любимого, счастьем

своим опьяняясь; Луна упивается лотосом, с неба склоняясь. Свисая с груди, плетеница становится краше: Белей молоко в золотом углублении чаши. Над бедрами пояс. Торжественный звон колокольцев: Любовь совершается. Бог победил богомольцев. [376] ^<14>На свет не родись — будешь плакать, страдать и стыдиться, А если родишься, не нужно девицей родиться. Родишься девицей — рождайся девицей холодной. Рождаешься страстной — тогда не зовись благородной! И ночью и днем заклинаю всесильного бога: Не дрогнуть бы только мне, жить бы мне чисто и строго. Мне надобен муж, наделенный дарами благими. При этом пускай не прельщается муж мой другими! А если прельстится, пускай не гнушается мною. Гораздо разумней своей украшаться женою. Поэт говорит: «В этом двойственном мире, как в море, [377] Кто с жизнью расстаться готов, тот спасается вскоре». ^<15>Я глаза подвела благолепия ради. Не скрывают морщин моих жидкие пряди. Разукрасить пытаюсь цветами седины, Но при этом как будто виднее морщины. Разве так уж давно я была молодая? Я смотрю на себя, молчаливо страдая. Как мешок продырявленный, дряблая кожа. Где моя красота? На кого я похожа? Бестелесный не брезгует стынущей кровью. Я на старости лет одержима любовью. ^<16>Обогатил я наследников грешным своим достояньем. Сам никому я не надобен, смерть мне грозит воздаяньем. Кришна, спаси! Пособи мне стопами-челнами! В море греховном затерян я, [378] злобными пойман волнами. Сроду тебе я не кланялся, жил я любовью лукавой; Амритой чистою брезговал, сгублен богатством-отравой. Слушай поэта внимательно: «Это пустые потуги! Не нанимаются вечером к новым хозяевам слуги». [379] ^<17>Новое в новом Вриндаване: даже цветы-новоселы. Новые ветры весенние, вновь опьяненные пчелы. Новому юноше — мир обновленный. В роще, как пьяный, над Ямуной снова блуждает влюбленный. Новой листвой опьяненные, новые, новые птицы; В новом своем упоении новые в рощах юницы. С новым царевичем новые сверстники сонмом беспечным. Снова поэт опьяняется праздником новым и вечным.

369

Видьяпати — Творчество приходится в основном на первую половину XV века. Он был придворным поэтом и советником при раджах Митхилы, индусского княжества в Северной Индии. Наследие Видьяпати включает несколько произведений на санскрите и апабхранша, но наибольшую популярность получили его стихотворения-песни на майтхили, новоиндийском языке Митхилы. В самой Митхиле песни Видьяпати сохранялись преимущественно устной, фольклорной традицией (в XX в. были найдены лишь единичные митхильские рукописи), но, попав в соседнюю Бенгалию, они поразили воображение бенгальских кришнаитов, последователей Чайтаньи (начало XVI в.), вошли в канон их священных песнопений и даже во многом повлияли на бенгальскую кришнаитскую лирику последующих веков. Поэзия Видьяпати оказала влияние и на раннее творчество Р. Тагора.

В Митхиле и в Бенгалии Видьяпати приписывается множество песен, зачастую весьма разнородных, и практически невозможно установить, какие именно тексты принадлежат поэту XV века. Мы можем судить лишь об общем характере его творчества на майтхили. По своему первоначальному смыслу песни Видьяпати продолжали традиции санскритской и пракритской любовной лирики (Халы, Амару и т. д.), хотя (очевидно, вслед за Джаядевой) героями своих стихотворений Видьяпати иногда (отнюдь не всегда) делал Радху и Кришну. Исследователи полагают, что воспевание Радхи и Кришны в стихах Видьяпати было иносказательным восхвалением раджи-покровителя и его супруги. Бенгальские кришнаиты, однако, восприняли эти стихи (подобно «Гита-говинде» Джаядевы) как аллегорическое описание взаимоотношений человеческой души (Радхи) и бога (Кришны). В некоторых случаях песни Видьяпати подвергались в Бенгалии переделкам в соответствии с таким пониманием. Несомненно, что многие песни, приписываемые ему в Бенгалии, были созданы местными кришнаитами (на особом языке, смеси бенгали и майтхили) и не имеют никакого отношения к митхильскому поэту XV века.

Из европейских языков Видьяпати больше всего переводили на английский. Русские поэтические переводы только начинают появляться. В основу данного перевода положены различные индийские издания (полного критического издания песен Видьяпати еще не существует). Нумерация переводов принадлежит составителю. Б о льшая часть песен взята из митхильских рукописей. Некоторые известны и в Митхиле, и в Бенгалии (1, 2, 6 и, что особенно удивительно, 13). Два последних стихотворения (19, 20) известны только в Бенгалии. Песни Видьяпати, как правило, — речи традиционных персонажей, обращенные друг к другу: героиня обращается к подружке-посреднице (4, 5, 6, 7, 8, 12), подружка-посредница — к героине (2, 3) или к герою (Кришне) (9, 10, 11). Иногда все стихотворение — как бы речь «от автора» (1, 13, 17). Особые случаи — два женских монолога (14, 15) и молитва Кришне, взятая из бенгальских источников (6).

370

Традиционное описание девушки, выходящей из воды после купания.

371

Темной одеждой окутано тело… — Ср. стихотворение Халы (9).

372

…Лучистую амриту выпьет, ликуя, чакора. — Структура сравнения такова: лицо женщины = луна, изливающая амриту; взгляд мужчины = чакора, пьющий амриту лица = луны. (Ср. строфу 7 песни 2 в «Гита-говинде» Джаядевы.).

373

Ср. самопоношение Шивы в поэме Калидасы «Рождение Кумары», V, 65–73. Из двух митхильских рукописей, в которых засвидетельствовано это стихотворение, одна содержит лишь пять первых двустиший, а другая добавляет благочестивую концовку.

374

Чатака— разновидность кукушки.

375

Ямуна(Джамна) — река, приток р. Ганги; на ее берегах прошли детство и юность Кришны. Воды Ямуны считаются священными. Особенно свято место слияния Ямуны и Ганги.

376

Бог победил богомольцев. —Имеется в виду бог любви Камадева.

377

Поэт говорит: «В этом двойственном мире, как в море…»— Ср. темы «двойственности» и «смерти заживо» в стихах Лал-дэд.

378

В море греховном затерян я… — Ср. стихотворение Сурдаса, 4.

379

Не нанимаются вечером к новым хозяевам слуги. —Ср. евангельскую притчу о хозяине виноградника и работниках (Матф. 20, 1—16).

Чондидаш [380]

Перевод Н. Горской

Радха [381] — сводне Бораи

^<1>Кто на свирели играет у Джамны [382] , Бораи? Кто там в заречных лугах на свирели играет? Руки дрожат, растревожено сердце свирелью, видишь, очаг задымил и лепешки сгорели. Кто он, Бораи, играющий там в отдаленье? Я б, как рабыня, упала пред ним на колени! Кто он, Бораи, наполнивший душу отрадой? Хочет меня наказать или жаждет награды? Сладко рыдаю и слез моих не утираю, жизнь я теряю от звуков свирели, Бораи! Сердце терзая своей сладкозвучною трелью, это сын Нанды [383] играет вдали на свирели. Птицей к нему не могу полететь легкокрылой. Если б земля, разверзаясь, несчастную скрыла! В чаще огонь запылает — он виден, Бораи! Углем в гончарной печи — я незримо сгораю. Кришна прекрасный виновник такого горенья… …Это пред Башоли [384] спел Чондидаш со смиреньем…

380

Чондидаш— Среди предшественников Р. Тагора, писавших на бенгальском языке, крупнейшим поэтом часто называют Чондидаша. Этому имени приписываются более тысячи стихотворений, дошедших до нас преимущественно в рукописях бенгальских кришнаитов, последователей Чайтаньи. В начале XX века была найдена рукопись поэмы (условно названной издателем «Шри-Кришнокиртон» — «Восхваление Шри Кришны») о любви Кришны и Радхи, автор которой также называет себя Чондидашем. Поэму датируют XV или XVI веком. Это один из древнейших памятников бенгальской литературы. Исследователи пришли к выводу, что существовало несколько поэтов, подписывавших стихи именем Чондидаша, причем по крайней мере один или два из них жили и творили до распространения кришнаитской религии Чайтаньи, то есть в XV или в самом начале XVI века. Прочие Чондидаши жили в XVII веке и, может быть, даже позже, но в сознании традиционного бенгальского читателя все они слились в один собирательный образ, вокруг которого, как обычно, возникло множество легенд. Западноевропейский читатель знаком со «стихами Чондидаша» по различным переводам. Поэтический перевод на русский язык предпринят впервые. Использовано критическое издание стихотворений, приписываемых Чондидашу, которое подготовил Биманбихари Моджумдар («Чондидашер подаболи». Калькутта, 1960). Нумерация переводов принадлежит составителю. Стихотворение 1 взято из поэмы «Шри-Кришно-киртон»; остальные, по мнению Б. Моджумдара, созданы до Чайтаньи, то есть относятся к древнейшим слоям наследия Чондидаша.

381

Радха— пастушка, возлюбленная Кришны.

382

Джамна(Ямуна) — река, приток р. Ганги; на ее берегах прошли детство и юность Кришны. Воды Ямуны считаются священными. Особенно свято место слияния Ямуны и Ганги.

383

Нанда— приемный отец Кришны.

384

Башоли— богиня, культ которой распространен в Бенгалии. Очевидно, местный вариант богини Кали (Умы).

* * *

^<2>Сердце, любовью больное! Радхе-печальнице, Радхе-молчальнице чуждо теперь все земное. Взглядом пылающим и немигающим смотрит на облако ныне. [385] Жжет себя голодом, охряным золотом плечи одев, как йогиня. Лилии вынула, косы раскинула, черные волосы гладя. Вскинется — с трепетом, с ласковым лепетом в небо высокое глядя. Нежную, томную шеями темными пара павлинов пленяет… «Смуглого встретила — сердцем приветила!» — вам Чондидаш объясняет.

385

Радха смотрит на темные предметы (грозовое облако, черные волосы, темно-синие шеи павлинов), так как они напоминают ей цвет Кришны.

Сводня — Радхе о страданиях Кришны

^<3>Выслушай, Радха, старухино слово! С вестью печальной явилась я снова. Мука его на глазах возрастает, что я ни делала, — тает и тает. Скинул одежды, кудрей не расчешет, плоть ни едой, ни водой не потешит. Был золотистый, а ныне — как сажа, имя твое повторяет он в раже. Смотрит в пространство, речам не внимая, как деревянная кукла немая. Жив ли, недвижный, подобный утесу?.. Хлопка комок поднесла к его носу — дышит, но жизни почти не осталось. Ты поспеши, коли есть в тебе жалость! «Травами лечат больных лихорадкой,— молвит поэт, — он излечится Радхой!»