Классная штучка
Шрифт:
— Мне нельзя помочь, — дрожащим голосом выговорила Дженнин. — Никто не в силах меня спасти.
— Никто вас не спасет, если вы сами этого не захотите.
Давайте попытаемся, — предложила Вики. — Я готова сделать все, что в моих силах, чтобы вам помочь.
Дженнин нахмурилась:
— Но… почему? Я не понимаю. Вы ведь едва меня знаете.
Вики улыбнулась:
— Это не имеет значения. У каждого из нас порой случается в жизни такое, что нам позарез нужна помощь. И нередко бывает, что рядом не оказывается человека, которому можно было бы полностью довериться. Я тоже через
Дженнин смотрела на нее с таким изумлением, что Вики, заметив это, невольно улыбнулась и кивнула:
— Да, Джен, и я через это прошла. Так вот, когда я уже окончательно утратила не только последние иллюзии, но и последние надежды, нашелся человек, который протянул мне руку помощи. Он помог мне обрести силы, вновь поверить в себя и не стыдиться собственной тени. Я поняла, что таким образом жизнь испытывает нас, как бы проверяет на прочность, а заодно определяет, достойны ли мы считаться настоящими людьми. Не все выдерживают это испытание. Зато потом обретенный бесценный опыт позволит тебе понять других людей и помочь им, когда они обратятся к тебе за помощью. Вот почему я и хочу сейчас попытаться помочь вам.
— И вы не боитесь? — спросила Дженнин. — Ведь вы меня совсем не знаете.
— Порой так даже легче, — ответила Вики. — Иногда труднее всего бывает заглянуть в душу самых близких людей. Тем более что именно они, как правило, совсем нас не понимают.
Дженнин задумчиво покачала головой.
— Да, — сказала она наконец. — Пожалуй, вы правы — они нас не понимают.
А на другом конце Лондона за несколько минут до начала спектакля Элламария лихорадочно пыталась связаться с Дженнин. Вот уже несколько дней, как от ее подруги не было ни слуху ни духу, и теперь Элламария уже не просто волновалась — она панически боялась за подругу. Наконец, отчаявшись дозвониться, Элламария в сердцах бросила трубку и поспешила на сцену.
После спектакля она едва сумела пробраться в свою гримерную — дверь была едва ли не до половины завалена цветами. Ее щедрый поклонник пожелал остаться неизвестным.
Сидя на кровати в больничной палате, Кейт пыталась вспомнить, что с ней произошло. Прошло почти три недели с тех пор, как ее сюда привезли, но Кейт почти ничего не помнила. Каждый день приходил врач, и Кейт смотрела, как шевелятся его губы и кривые зубы и как моргают проницательные серые глаза, пока он говорил с ней. Настало время, когда она впервые ответила на какой-то его вопрос, а ведь поначалу она молчала как рыба; даже его вид был ей отвратителен.
Отец принес в палату телевизор. Подруги каждый день приходили навестить ее, но только Дженнин с ними не было. Кейт вспомнила о ней далеко не сразу, но и потом не могла заставить себя хотя бы даже поинтересоваться, как дела у Дженнин: слишком свежа еще была рана.
Кейт невидящим взором смотрела на телевизионный экран. Завтра се выпишут. Мысль о возвращении домой радовала Кейт, она уже чувствовала себя гораздо увереннее. Даже о своем неродившемся малыше она старалась не вспоминать. Малютка уютно устроился в глубине ее подсознания,
Она посмотрела па цветы, которые были расставлены по всей палате, — отец и подруги пытались поднять ей настроение. Больше всех цветов привозила Элламария; у нес их было в эти дни хоть пруд пруди. В последний раз Элламария пришла навестить ее вместе с Бобом, и, глядя на эту пару, Кейт даже позавидовала, что не обладает таким стойким характером, как ее подруга. Элламария никогда не попала бы в такую передрягу, в этом Кейт была твердо уверена.
Кейт подняла голову, чтобы посмотреть на телеэкран.
Знакомая заставка. Сколько раз она в нетерпении ждала эту передачу! Музыка кончилась, и на экране появилась Дженнин.
Кейт быстро нащупала пульт дистанционного управления и выключила телевизор. Она по-прежнему не могла смотреть на Дженнин. Не могла заставить себя даже взглянуть на ее лицо. Ей, правда, показалось, что она успела заметить в глазах Дженнин щемящую боль, но Кейт отогнала эти мысли прочь. Эх, Дженнин! Милая, милая Дженнин. Сколько гадостей она ей наговорила, пытаясь свалить на подругу всю вину, выместить на ней обиду за перенесенную боль.
Она должна во что бы то ни стало повидаться с Дженнин и попросить у нее прощения. Должна спасти их дружбу. Это самое дорогое, что у нее осталось. А ведь Дженнин была в последнее время такая грустная, порой казалась просто убитой. Даже когда вес они собирались вместе, Дженнин казалась самой одинокой. Дженнин всегда была одна, в самые тяжелые минуты ей было негде искать утешения. Она влачила свой тяжкий груз в одиночку.
Нет, все они должны помогать друг другу. Только вместе можно вырваться из этого ада.
Она повернула голову, и на подушку упали две слезинки.
— О, Джон! — прошептала она. — Джен, родненькая, прости меня. Я так тебя люблю, ты только прости меня, ДУРУ.
Она даже не слышала, как открылась дверь, и вдруг кто-то взял ее за руку. Кейт скосила глаза. Рука была мужская, холеная, со смуглыми длинными пальцами, поросшими короткими волосками. Кейт поразилась, насколько белой и хрупкой выглядела в ней ее собственная рука. И вдруг ее сердце екнуло. Джоэль! Он вернулся! Она ни на минуту не переставала верить, что рано или поздно это случится.
Она поспешно подняла голову и увидела Ника, который стоял над ней и улыбался. Кейт быстро зажмурилась, потом попыталась улыбнуться в ответ.
— Здравствуйте, Кейт.
Она открыла глаза и снова посмотрела на него. Лицо Ника светилось той особой суровой красотой, что отличала, по ее мнению, самых утонченных мужчин. Темные волосы волнами ниспадали на плечи, а иссиня-черные глаза, из уголков которых, когда Ник смеялся, веером разбегались морщинки, ласково ей улыбались. Кейт вдруг увидела родинку на его правой щеке и удивилась, что не замечала ее прежде. Чудо, а не родинка. Хоть какой-то изъян на столь совершенном лице.