Кластер Верда: Первое правило крови
Шрифт:
– Я бы хотел здесь жить, – тихо произнес за спиной у Валтора Иона.
Рамон удивленно оглянулся.
– И что бы ты тут делал?
– Ну, я много чего умею…
– Ты много чего знаешь. А знать и уметь – это не одно и то же.
– Всему можно выучиться, – услышав их разговор, сказал шедший впереди Александр. – Было бы желание.
– Ну, так уж и всему? – скептически поджал губы Валтор.
– Абсолютно всему, – уверенно заявил Александр.
– А, скажем, стихи сочинять?
– И стихи сочинять можно научиться.
– Я думал, для этого требуется талант.
– Ну,
– Какие-то врожденные способности.
– И, имея талант, можно уже ничему не учиться?
– Нет, учиться, наверное, все же нужно. Только с талантом выучишься быстрее.
– Ну, так, значит, можно выучиться и вовсе не имея таланта? Только учиться придется долго.
Валтор понял, что Александр его переиграл. Однако признавать поражение не хотелось.
– Тогда, может быть, лучше заниматься тем, к чему у тебя есть способности?
– Возможно, – не стал спорить Александр. – Вот только как об этом узнать? Ведь если не попробуешь, так и не узнаешь.
– Но ведь каждый, наверное, чувствует, к чему у него душа благоволит? – сказал Иона.
– Чувствовать и точно знать – не одно и то же, – ответил Валтор. – Я вот, например, всю жизнь чувствовал, что должен стать музыкантом.
– Ну и как?
– Что – как? Стал рамоном! Хочешь сказать, у меня для этого особый талант?
– Ну, как я слышал, рамоны долго не живут…
– А, вот оно что! – Валтор щелкнул ногтем по краю полей акубры. – Но ты еще не знаешь, сколько мне осталось.
Сразу за огородами торчали развалины трех больших корпусов. Не зная, что гуляешь среди развалин бывшего Наукограда, их можно было принять за два невысоких, пологих холма, поросших травой и кустами. Наверное, не менее красиво смотрелись они и зимой, когда развалины были укрыты горами белого снега.
Александр провел гостей к центральному корпусу.
Внутрь развалин вела широкая каменная лестница, на ступенях которой разноцветной мозаикой были выложены причудливые химические формулы. Широкий бетонный козырек, некогда накрывавший лестницу, давно обрушился, и от него осталась лишь узкая кромка, похожая на засохший огрызок недоеденного печенья. Однако обломки козырька с лестницы были убраны. Дорожка, ведущая к крыльцу, аккуратно расчищена.
Большие, едва не во всю стену, окна первого этажа, через которые свет должен был проникать в просторный холл, были плотно затянуты плющом. Перекрытие между первым и вторым этажами сохранилось. Поэтому в помещении было почти темно. Только кое-где сквозь густую листву продирались лучики света.
Войдя в холл, Александр щелкнул выключателями на стене, и под потолком загорелись люминесцентные лампы. Не все, но вполне достаточно для того, чтобы стало светло. В холле также было прибрано. Кое-какая мебель стояла по углам и вдоль стен. И пахло не пылью и сыростью, а бумагами, чернилами и смесью каких-то химических реактивов.
– Вы здесь работаете? – понизив голос, спросил Иона.
Он боялся, что его голос слишком громко прозвучит в пустом помещении. А потом, отразившись от стен, начнет рассыпаться звучным эхом, от которого посыплется штукатурка со стен… Хотя ее и так почти не осталось.
– Внизу, –
– Я так понимаю, ты не одобряешь идеи сепаратизма? – спросил Валтор.
– Конечно, нет, – Александр подошел к небольшой металлической двери, прячущейся под лестницей. – Сепаратизм был временным поветрием, которое просто надо было пережить. Как предшествующий ему период тотального объединения всех со всеми. Политические блоки, экономические блоки, религиозные блоки… – Александр сильно надавил на длинную металлическую ручку-рычаг. Ручка опустилась вниз. Щелкнул открывшийся замок. – Сначала казалось, что глобальные задачи проще решать вместе. Потом мир качнуло в другую сторону – и все стали думать, что для того, чтобы справиться с проблемами, нужно разделиться. Тогда и проблемка у каждого будет своя, маленькая.
Александр толкнул дверь, сделал шаг вперед и щелкнул выключателем на стене.
Они стояли на небольшой, огороженной по краям площадке, прилепившейся к стене. Вниз от нее вдоль стены тянулась узкая металлическая лестница. А внизу простирался огромный зал, заставленный длинными химическими столами, стеллажами с реактивами и приборами, боксами, вытяжками и прочим научным оборудованием.
– Сейчас народ сутками в полях работает, – как будто извиняясь, сказал Александр и начал спускаться по лестнице. – А так здесь обычно всегда кто-нибудь работает.
– Так чем же, по-твоему, сепаратизм хуже объединенчества? – спросил Валтор. – Сепаратизм, по крайней мере, дал людям возможность жить так, как они хотят.
– Они и раньше так жили, – не оборачиваясь, ответил Александр. – Просто сейчас ваши вожди преподносят вам как достижение то, что прежде было обыденным и само собой разумеющимся.
– Откуда ты знаешь? Ты же никогда не был ни в одном Кластере!
– Все вожди всегда ведут себя одинаково, – на ходу пожал плечами Александр. – У них, как правило, весьма небогатая фантазия и довольно скудный набор приемов, с помощью которых они пытаются легитимизировать свое право на власть. А по сути, Эпоха Сепаратизма обернулась застоем. Общество не развивается, наука стоит на месте…
– Это называется стабильностью.
– Да назвать-то можно как угодно… Суть в том, что люди утратили стимул к развитию, к самосовершенствованию. Исчез дух соревновательности. Никому не нужно ничего доказывать другим… Как, по-твоему, почему раньше люди занимались наукой? Опять же, писали стихи?..
– Ну… – Валтор смешался.
– Они хотели удовлетворить свою жажду познаний, – ответил Иона.
– Верно, – согласился Александр. – Но при этом еще каждый хотел доказать остальным, что он лучше всех в своей области. Что он достиг совершенства. Что он способен понять и объяснить то, чего не понимает никто другой. Это была гонка, в которой принимал участие весь мир. Бесконечная, потому что у совершенства нет пределов.