Клеопатра
Шрифт:
Возвращение домой тех, кто чудом спасся из затопленного кровью города, могло бы стать превосходным сюжетом для оперы. Ни один либреттист до сих пор не проявил к нему интереса, потому, вероятно, что оно никем не описано. Женщина, способная переломить ход римской истории, перестала интересовать его летописцев, как только рядом с ней не стало великого римлянина. Некому было поведать о том, как вдали показались красные крыши Александрии, как сверкнул огонь маяка, как корабль, миновав гигантские статуи предшественниц Клеопатры и каменные волнорезы, вошел в тихую, отлично оснащенную гавань. Во время визитов иностранных правителей египетский флот обыкновенно выходил им навстречу; вероятно, так произошло и на этот раз. Отправляясь в путь и отдавая оставшимся в Александрии приближенным последние распоряжения, Клеопатра даже помыслить не могла о том, как все обернется. У царицы было несколько недель, чтобы прийти в себя и обдумать случившееся. Даже если боль утраты оказалась не слишком острой, ей в пору было тревожиться о собственном будущем. Не имея в Риме ни единого союзника, она, по сути, вмешалась в чужую игру, кровавую и опасную. Ее главным
Нам неизвестно, о чем думала царица. Если верить Плутарху, Клеопатра по-прежнему была властной, самоуверенной и коварной. В будущем она не раз справится с невыполнимой миссией. И теперь, сходя на родной берег – полноправная владычица, вернувшаяся к любящим подданным, – она должна была торжествовать[34]. Клеопатра вырвалась из варварского Рима, пережила и жестокую качку на море, и кровавый мятеж в чужой стране, возвратилась в город, где уважали царскую власть, а ее саму почитали как богиню, равную самой Венере, в город, где никому не пришло бы в голову обвинить свою правительницу в высокомерии, где никто не требовал запретить позолоченные кресла и не падал в обморок при виде ее диадемы. Это был ее мир, благоустроенный и цивилизованный. В Египте было лето, пора важных церемоний. Даже местные праздники здесь не похожи на римские. Люди собирались на берегу Нила, пели, плясали и веселились. В эти дни царица, должно быть, не раз припомнила греческую поговорку: «В гостях хорошо, а дома лучше». «Александрия – заявил в свое время Цицерон, – дом разврата и лжи».
Нам неизвестно, кто был местоблюстителем Клеопатры – обычно эти полномочия возлагались на министра финансов, – но он блестяще справился со своими обязанностями. Царица вернулась в мирную, богатую страну, почти не заметившую ее отсутствия. Никто и не думал возмущаться налоговым бременем, на въезде в город Клеопатру не встречала толпа восставших, как когда-то ее отца. Храмы процветали. Клеопатра приготовилась править как ни в чем не бывало. Но тут из-за моря пришли тревожные вести. Младшая сестра царицы Арсиноя и в изгнании не оставила притязаний на престол. Горя желанием взять реванш за поражение четырехлетней давности, она заручилась поддержкой в Эфесе и провозгласила себя владычицей Египта. Подобная дерзость свидетельствовала о том, сколь шатко было положение Клеопатры на международной арене. В распоряжении Арсинои оказались несметные сокровища храма Артемиды и надежные союзники в Риме. Тогда же объявился самозванец, назвавшийся Птолемеем Тринадцатым, чудесным образом спасшимся из нильских вод. Сестры ненавидели друг друга. Арсиноя переманила на свою сторону командира египетского гарнизона на Кипре. От Кипра до Эфеса было рукой подать; тамошний командующий пользовался большой властью. Между тем возле Клеопатры находился еще один потенциальный предатель, Птолемей Четырнадцатый. «В народе есть поговорка о тех, кто дважды спотыкается об один и тот же камень», – напоминает Цицерон. Клеопатра, вновь оказавшаяся в окружении врагов, твердо решила больше не спотыкаться. Вскоре Птолемея Четырнадцатого убили, вероятнее всего, отравили[35].
Не так уж важно, стал ли пятнадцатилетний брат Клеопатры предателем на самом деле: одно его существование было угрозой для ее власти. Смерть Птолемея позволила царице назвать сына своим соправителем, что она и сделала тем же летом. В июле, месяце Цезаря – у Цицерона появился дополнительный повод скрежетать зубами от ярости – Цезариона провозгласили фараоном. Он был третьим по счету соправителем Клеопатры. Такое решение, на первый взгляд, довольно странное, на тот момент было оптимальным. Отныне ее сын звался: «Царь Птолемей, он же Цезарь, Любящий Родителей Бог». Обычай обязывал царицу править вместе с консортом. Так на египетский трон взошел римлянин, потомок двух богинь. Дитя трех лет от роду едва ли могло помешать политическим амбициям своей матери.
В коронации Цезариона скрывался глубокий смысл, не только политический, – царица спешила покрыть сына мантией Цезаря, за которую разворачивалась ожесточенная борьба – но и религиозный. Вернувшись из Александрии, Цезарь стал настоящим правителем. Клеопатра после возвращения из Рима сделалась настоящей богиней. Она еще прочнее утвердилась в роли Исиды, божественной матери. На церемониях царица появлялась в одеждах богини. Убийство Цезаря разрушило ее политические замыслы, но придало новых красок легенде. Согласно мифу, Осирис, супруг Исиды и главное мужское божество, был зверски умерщвлен врагами, но у него остался сын. Вне себя от горя, Исида собрала куски разрубленного тела и сложила их вместе. В канун мартовских ид миф воплотился в жизнь; утрата превратила Клеопатру в скорбящую супругу замученного бога. Неважно, что о божественной сущности самого Цезаря было официально объявлено лишь в сорок втором году, во время пышной религиозной церемонии.
Клеопатра играла роль Исиды, матери мудрости, создательницы земли и небес, а ее дитя воплощало идею божественной троицы, вечного возрождения[36]. Миф вдохновил царицу начать грандиозное строительство. Цезарион чудом уцелел во время обрушения храма в Дендере, который начали возводить еще при Авлете. В честь спасения сына Клеопатра приказала изобразить его на стене храма в коронах Верхнего и Нижнего Египта, напротив Исиды, Гора и Осириса. Получилось весьма эффектно: художники изобразили подле фараона его божественную мать в одеждах Исиды и двойной короне. Под мозаикой начертано имя Клеопатры; царица лично следила за украшением храма. Когда строительство в Дендере было закончено, рабочих отправили в Верхний Египет завершать храмовый комплекс в Эдфу, еще один проект Авлета. Клеопатра основала храм в северном городе Коптосе и возвела маленькое святилище в честь божественных младенцев
Задуманные Клеопатрой преобразования не ограничивались строительством храмов. При ней Александрия увидела настоящее интеллектуальное возрождение. Царица собрала вокруг себя блестящих мыслителей, зазвала в город знаменитых ученых и постепенно воссоздала греческую интеллигенцию. Среди ее приближенных был Филострат, великолепный оратор, умевший завораживать публику своими удивительными речами. Есть свидетельства, что он наставлял в риторике саму Клеопатру. Скептик Энесидем Кносский, исповедовавший относительность человеческого восприятия и непознаваемость мира, основал в городе новую философскую школу. Снова начали развиваться история и грамматика, хотя повторить поразительный научный расцвет предыдущих столетий так и не удалось. Исключением были медицина и фармакология. Врачи всегда пользовались большим влиянием при дворе Птолемеев. В окружении Клеопатры нашлось место и для талантливых практиков, и для авторов теоретических трактатов. Особых успехов египетская медицина достигла в лечении глаз и легких. Немало решительных шагов было сделано и в хирургии. В целом же научная работа шла неспешно, без видимых прорывов, и была направлена, скорее, на классификацию уже существующих знаний, чем на добычу новых. Выросло первое поколение ученых, рожденных в Александрии. Сын торговца рыбой Дидим четырьмя годами моложе Клеопатры сумел пробиться ко двору исключительно благодаря живому уму и трудолюбию. Молодой человек прославился необыкновенно тонкими суждениями о Гомере и Демосфене, о грамматике, драме и поэзии. Острие его сатиры нередко метило в самого Цицерона. Дидим был автором трех с половиной тысяч трактатов и комментариев: неудивительно, что он не помнил наизусть названия всех своих произведений и не раз был уличен в противоречии самому себе. Вот с какими людьми Клеопатра обедала, беседовала, обсуждала государственные дела. Придворный мыслитель был для своей госпожи «интеллектуальным стимулом, наперсником и совестью». Наставником и слугой.
В начале сороковых годов в истории Клеопатры началась новая глава. Царица делала первые шаги на пути к возрождению былой славы Птолемеев и преуспела в этом куда больше своего отца. Она поддерживала и приумножала доставшуюся ей в наследство интеллектуальную мощь Александрии. Эллинистические правители не только покровительствовали писателям и ученым, но порой и сами от них не отставали. В роду Клеопатры были не только убийцы, но и историк, зоолог, драматург. Первый Птолемей составил биографию Александра Великого. Мы вынуждены судить о личности царицы, опираясь на клевету и наветы, однако круг чтения нашей героини может сказать о ней больше, чем все пристрастные летописцы. Это в Риме Клеопатру считали варваркой, а на родине у нее была слава разносторонне образованной и талантливой женщины. С ее именем связаны достижения в медицине и магии, – по тем временам это было почти одно и то же – парикмахерском искусстве, косметике, науке о мерах и весах. Царица не только хорошо разбиралась в подобных материях, но и легко применяла свои знания на практике или, по крайней мере, в застольной беседе. Она покровительствовала культу Хатор, богини, оберегавшей женщин от болезней.
Среди изобретений Клеопатры есть любопытное средство от облысения: паста из жареной мыши, жженой тряпки, жженых лошадиных зубов, медвежьего жира, оленьего мозга и коры тростника в равных частях. Мазь надлежало смешать с медом и втирать в голову, «пока волосы не начнут расти». Плутарх утверждал, что царица придумала «бесчисленное множество смертельных ядов», которые испытывали на заключенных. Убедившись, что «быстродействующие яды вызывают резкую боль, которая приближает смерть», она занялась изучением ядовитых животных и дни напролет «внимательно следила за тем, как они жалят друг друга». Талмуд хвалит Клеопатру за «великий интерес к науке и поощрение хирургов и лекарей». Учитывая количество врачей при дворе и значение, которое придавали естествознанию другие восточные монархи – многие из них сами устраивали эксперименты или писали трактаты по биологии и ботанике, – скорее всего, так оно и было. То, что следует дальше, уже не столь правдоподобно. Царица якобы проводила опыты над рабынями, чтобы узнать, в какой момент оплодотворенная клетка превращается в полноценный зародыш. Средневековая «Gynaecia Cleopatrae», вне всякого сомнения, апокриф. В ней приводится рецепт вагинального суппозитория, «которым пользовалась и я сама, и моя сестра Арсиноя». Даже если не принимать в расчет, что сестры едва ли стали отвлекаться от подготовки убийства друг друга, чтобы поболтать о контрацептивах, очень сомнительно, чтобы Клеопатра писала на латыни. Говорили, что царица владеет тайными знаниями, хотя единственным алхимическим действием, которое она регулярно производила, было превращение зеленых полей Египта в золотые.
Сведения об учености Клеопатры почерпнуты из арабского мира, куда не проникала римская пропаганда. На Востоке у нее была слава философа, физиолога, ученого, мыслителя. Ее имя имело большой вес и неизменно ассоциировалось с именем волшебницы Исиды. Понять, что здесь правда, так же непросто, как отыскать среди лавины клеветы на царицу справедливые обвинения. Плутарх создает образ мыслящей, образованной женщины, жившей в просвещенное время и любившей окружать себя врачами и философами. Но куда чаще Клеопатру представляют ловкой и коварной обольстительницей, привыкшей добиваться своего «при помощи чар». Как бы то ни было, ни котлов, ни книг с заклинаниями, ни массовых захоронений несчастных жертв экспериментов после нее не осталось. Клеопатра была незаурядной личностью, но до образа, созданного ярким мужским воображением, ей было далеко.