Клеопатра
Шрифт:
Однако власти царицы еще предстояло пройти испытание на прочность, когда на Египет начали обрушиваться несчастья. В сорок третьем году Нил не разливался, и урожая почти не было. То же бедствие повторилось через год. Тогдашний урожай был самым жалким в истории. Приближался голод. Клеопатра твердой рукой вела страну через невзгоды, стараясь не спотыкаться о знакомые камни. Предыдущий неурожай едва не стоил ей всего. Положение было отчаянное, народ голодал. Царица приказала открыть царские амбары и бесплатно раздавать кукурузу[37]. Инфляция была чудовищной; пришлось обесценивать золотые монеты. Просители из двух крупных провинций умоляли избавить их от налогового бремени. «Преисполнившись сострадания и ненавистью к злу», царица снизошла к их просьбе и повелела повсеместно объявить об отмене податей. У голодающих стали появляться странного вида опухоли и черные язвы; в Египет проник мор. У Дискорда, плодовитого автора сочинений о лекарственных растениях появился превосходный материал для трактата о бубонной чуме.
В довершение всех бед в сорок третьем году до египетских берегов докатилась римская гражданская война. Происходящее на Апеннинском полуострове могло служить превосходной
Выбрав из всех возможных путей самый простой и надежный, – ничего не делать, царица вскоре зашла в тупик. Встав перед неизбежным выбором, она решила внять зову сердца. Долабелла был любимцем Цезаря, отличным флотоводцем и главным претендентом на должность консула в сорок четвертом году. Горячий и беспутный, он слыл храбрым воином и вдохновенным оратором, народ его обожал. В глазах Клеопатры двадцатилетний военачальник был подлинным наследником Цезаря. Когда он попросил о помощи, царица отправила ему четыре легиона, оставленных Цезарем в Александрии, и свой флот в придачу, взамен заручившись обещанием, что Цезарион будет признан законным правителем Египта. К несчастью корабли Клеопатры были застигнуты врасплох в открытом море и без боя достались врагу Долабеллы Кассию, главному убийце Цезаря. Теперь уже Кассий просил Клеопатру о помощи. Она нашла предлог для отказа. Голод и чума почти полностью разорили страну. Посылая извинения Кассию, царица тайком снаряжала для Долабеллы еще одну флотилию, но шторм не позволил кораблям выйти из гавани. Тем временем среди приближенных Клеопатры зрел мятеж: командующий кипрским гарнизоном отказался исполнить ее приказ и предоставил египетские корабли Кассию. Его неповиновение в свое время обойдется Клеопатре очень дорого.
Затеянная египтянкой игра день ото дня становилась все опаснее: в июле сорок третьего года окруженный и разбитый Кассием Долабелла покончил с собой. Его место заняли давние враги Кассия Октавиан и Марк Антоний. После гибели Цезаря они заключили союз и поклялись отомстить убийцам, в первую очередь Кассию и Бруту. Племяннику Цезаря Октавиану царица отправила мощную флотилию, груженную оружием и припасами, и даже собиралась лично сопроводить ее в Грецию. Прознав об этом, Кассий принялся угрожать Клеопатре, но она не поддалась на его уловку. Кассий надавил сильнее и потребовал, чтобы царица приняла его сторону. Вместо этого она продолжала поддерживать его противника. Придя в ярость, Кассий – его бешеный нрав был всем известен – замыслил поход на Египет. Момент для этого был самый подходящий: в стране свирепствовал голод, римские легионы ушли. Позже Клеопатра утверждала, что «вовсе не боялась Кассия», но на самом деле не бояться его было бы чудовищной глупостью. Это был ужасный человек, крутая смесь жестокости и жадности. «Самый злобный из людей», он был главой заговорщиков. Под его началом было двенадцать первоклассных легионов и несколько отрядов искусных стрелков. Кассий не ведал пощады к мирным жителям захваченных городов. Талантливому полководцу и бывшему адмиралу Помпея прежде уже приходилось сражаться на Востоке. И этот противник был совсем рядом, он уже занял Сирию и вышел к египетской границе.
Так Клеопатра вновь оказалась между двух огней, и вновь в последний момент пришло чудесное спасение. Кассий уже готов был выступить в Египет, но тут Октавиан и Марк Антоний пересекли Адриатику и двинулись на восток, навстречу противнику. Кассий растерялся. Терять дорогой и доступный трофей ему не хотелось. Брут с должной суровостью напомнил соратнику о том, что они сражаются не за власть, а за свободу Рима. Разочарованный Кассий развернул войска и пошел в Грецию, чтобы присоединиться к Бруту. Но радоваться было рано. Египетский флот спешил присоединиться к Октавиану и Антонию. На борту флагмана была сама Клеопатра. Увы, в дело вновь вмешалась погода. Безжалостный шторм делал бесполезными паруса, разбрасывал корабли, словно скорлупки, и утаскивал на дно. Царице с остатками флота пришлось вернуться в Александрию. Как она объясняла позже, буря повредила не только судам, но и ее собственному здоровью, так что возобновить поход не удалось. Кое-кто поспешил усомниться в ее искренности и обвинить Клеопатру в привычке загребать жар чужими руками (и всем-то наша героиня не угодила: для одних она слишком сильная и независимая, для других чересчур женственная и хрупкая). Однако на этот раз царица говорила правду: трудно заподозрить ее в нежелании отомстить убийце своего возлюбленного. Кассий, собравшийся было заманить египетский флот в ловушку, – он поджидал неприятеля с шестьюдесятью боевыми кораблями, легионом головорезов и большим запасом горючих стрел – обнаружил у южного берега Греции лишь обломки вражеских трирем. Клеопатра и вправду была больна. Ей стоило неимоверных усилий ни с кем не заключать союзов.
Уклонившись от прямого участия в войне, царица прекрасно понимала, что за свой выбор ей придется отвечать, и очень скоро. В начале сорок первого года в Александрию прибыл эмиссар из Рима. Он оказался ловким переговорщиком с медоточивым языком и весьма своеобразными представлениями о верности. Пока длилась гражданская война, Квинт Деллий успел трижды поменять сторону: сначала он переметнулся от Долабеллы в лагерь Кассия, потом снова перебежал к Марку Антонию. В Александрию он явился получить объяснения от чересчур своевольной египетской царицы. О чем она
Деллий очень быстро понял, что самовластную восточную правительницу бесполезно запугивать. Клеопатра была не из тех женщин, кого можно призвать к ответу. Прирожденный приспособленец сразу смекнул, что пора менять тактику. Он был большим ценителем женской красоты и по прежним совместным эскападам неплохо знал вкусы своего господина. Если уж он сам растаял от одного взгляда царицы, значит, не устоит и Марк Антоний. Непостоянство Деллия сполна искупалось сообразительностью и ловкостью в устройстве всяческих интриг. Римлянин окутал египтянку такой густой пеленой лести, что впору было задуматься, на чьей он стороне. Деллий – в нем, что ни говори, умер талантливый режиссер – предложил Клеопатре разыграть целый спектакль. Царица должна была нарядиться в лучшие одежды. Так Гера в «Илиаде» умащает свою нежную кожу благовонными маслами, расчесывает золотые косы, облачается в хитон из невесомой божественной ткани, закалывает на груди плащ сверкающей брошью, надевает серьги с драгоценными камнями, собираясь на встречу с Зевсом. Клеопатре предстояло отправиться навстречу Марку Антонию. Деллий убеждал царицу, что ей нечего бояться, ведь его хозяин «добрейший и благороднейший из воинов».
За три года до этих событий, по дороге из Рима, Клеопатра повстречалась под палящим апрельским солнцем с другим осторожным путником. Хотя Октавиан путешествовал как частное лицо, по дороге к нему «неостановимым широким потоком» стекались все новые добровольцы. История его возвращения в Рим изобилует весьма красочными подробностями. Едва отряд вышел на Аппиеву дорогу, небо впервые за долгие недели прояснилось, и вышло солнце, окруженное радужным венцом. Наследник Цезаря и его последователи почти не знали друг друга. Сенаторы встали на его сторону – охотнее, чем ветераны недавних походов – в надежде, что восемнадцатилетний политик отомстит за «бойню на Форуме». Однако Октавиан никому ничего не отвечал и, пока не добрался до владений Марка Антония, продвигался вперед «осторожно и без лишней спешки». Бледный провинциальный юноша с белобрысыми бровями, сросшимися на переносице, не хватал звезд с неба. Он прожил в Риме совсем немного, не имел ни военного опыта, ни политического авторитета. Даже внешне Октавиан был слаб и невзрачен. И такому человеку досталось наследство величайшего из римлян.
Погожим утром следующего дня Октавиан явился на Форум, чтобы вступить в права наследства. Оттуда он отправился к Марку Антонию, который принял выскочку в саду своей роскошной виллы лишь после долгого унизительного ожидания на улице. Как нетрудно догадаться, появление соперника не доставило Марку Антонию – соратники уже звали его Цезарем – особой радости. Если Клеопатру появление Октавиана в Риме немного встревожило, для Антония оно было просто оскорбительно. У двоих мужчин, – учитывая, что Марку Антонию было сорок лет, у мужчины и мальчишки – каждый из которых полагал, что наследство Цезаря по праву принадлежит ему, состоялся неприятный разговор. Октавиан, поначалу учтивый и сдержанный, под конец беседы позволил себе хорошо подготовленный приступ сдержанного гнева. Он явно репетировал свой монолог заранее. Даже разговаривая с женой, наследник Цезаря предпочитал записывать тезисы, а потом читать их вслух. В тот день он изложил их четко и хладнокровно. Почему не стали преследовать убийц Цезаря (на самом деле их помиловали. Марк Антоний председательствовал в Сенате, когда рассматривался вопрос об амнистии)? Почему иные злодеи не только не получили по заслугам, но и сделались наместниками в провинциях или военачальниками? Октавиан призвал старшего товарища «повести его за собой, дабы свершить отмщение». А если Антоний не собирается этого делать, не будет ли он так любезен уступить дорогу другим? Между прочим, он мог бы стать политическим наследником Цезаря, если бы вел себя немного осмотрительнее. Что же касается наследства материального, то не соблаговолит ли его собеседник отдать золото, предназначенное для государственных нужд? Тут Октавиан добавил, что Антоний может «оставить себе на память что-нибудь ценное», но это предложение больше походило на обвинение.
Марк Антоний был вдвое старше Октавиана. Он «много лет честно служил Цезарю» и за это время сумел заработать громкую, но вполне положительную репутацию. Антоний давно присвоил наследство Октавиана, точно так же, как в свое время разрушил виллу Помпея, раздав друзьям дорогую мебель и уникальные ковры. Ему не следовало напоминать о том, что человек, которого он почитал больше всех на свете, не пожелал сделать его своим преемником. Слушать нотации жалкого выскочки он не собирался. Сдержав ярость, Антоний злым, пронзительным голосом напомнил мальчишке, что власть в Риме не передается по наследству. Из-за этого Цезаря и убили. Он отчаянно рисковал, добиваясь, чтобы Цезарь был погребен с подобающими почестями, и стремясь увековечить его память. Благодаря ему, Антонию, у Октавиана есть то, что раньше принадлежало Цезарю: имя, семья, богатство и положение. Никаких объяснений он давать не будет, ибо заслуживает благодарности, а не обвинений. Не удержавшись, Антоний добавил своей речи немного яду, напомнив, что молодому человеку «не пристало говорить со старшим в таком тоне». И вообще Октавиан сильно заблуждается, если полагает, будто Марк Антоний жаждет власти или ревнует дерзкого юнца к наследию Цезаря. «Я потомок Геракла, и этого мне достаточно», – заявил Антоний. Крепкий, широкоплечий, по-своему красивый, с пышной копной волос, он и вправду походил на героя древности. Что же касается денег, то их давно нет. Почтенный отец Октавиана оставил фамильную сокровищницу практически пустой.