Клер

Аристова Валерия

— Выбери, три камешка, милая, и положи их рядочком.

Клер снова смотрела на Ланина. Тот молча кивнул. Рука ее задрожала, и Клер взяла три синих камня.

Старуха уставилась на Клер, и той показалось, что она сдерживает желание перекреститься.

— Три смерти вокруг тебя, — проговорила та, — один умер уже, и к могиле его привязан другой, тем самым шарфом, что его душит. Скоро он отправится следом. И еще один, тот, что любит тебя, хотя недостойна ты. Он тоже умрет по твоей вине. Уходи! Ты проклята. Уходи!

Бабка

отобрала у нее камешки, быстро сложила их в мешочек и выбежала из комнаты, что-то бормоча и размахивая руками. Клер поднялась, не зная, что и думать. То ли старуха сошла с ума, то ли она сама скоро сойдет и Патов на самом деле проклял ее на своем сатанинском сеансе. Она вышла следом за старухой, прошла по темному коридору и оказалась на дворе. Бабка Матлена уже стояла там.

— Что мне делать, чтобы спасти их? — спросила Клер, подойдя к ней. Ланин вышел следом, и теперь стояла у самой двери.

Бабка обернулась, зло глядя на Клер.

— Шарфик с могилы сними. Завтра ночь всех Святых. Вот удачное время исправить свою глупость.

— А третий?

— А третьего не спасешь. Ты покинула отчий дом, и теперь его не спасешь. Уходи! Не хочу, чтобы ты стояла на моей земле!

Ланин потянул остолбеневшую Клер за руку.

— Пошли. Тут уже нечего больше делать.

— Идите, идите, — услышали они в спину голос старухи, — голубки. С проклятой ты счастья не построишь. И младенец усохнет в ее чреве. И тебя под преступление подведет. Брось ее, пусть сдохнет!

Ланин прибавил шагу, как можно скорее уводя Клер от безумной старухи. Та продолжала сыпать проклятьями, призывая на голову Клер все возможные беды.

— Мне кажется, что теперь самое время сходить в церковь, — сказал он, когда они оказались в коляске, и ехали по лесной дороге обратно в Выборг.

Клер усмехнулась.

— Я уже пыталась. Но знаю точно, что это не поможет.

Петербург встретил Клер и Эрнеста проливным дождем. Ланин взял коляску, и под зонтом проводил в нее Клер. Та куталась в теплый шарф, продрогшая и уставшая.

— Ну что, не боитесь, Клер?

Она смотрела на него. Глаза ее, огромные на тонком лице, казались двумя черными звездами.

— Боюсь. Но мы должны спасти Кузьму.

— Тогда едем.

Коляска загрохотала по мостовой, и вскоре остановилась на Мойке около дома Клер. Ланин соскочил с подножки, и, придерживая шляпу, бросился в парадную. Клер смотрела на огни своего дома. Из гостиной лилась фортепианная музыка. Мать, кончено же, совсем не скучает по ней, не переживает за нее, все играет вальсы. А Ольга? Что поделывает ее сестрица?

Клер ждала с замиранием сердца.

Удастся ли Ланину привести Ольгу, чтобы они вдвоем могли допросить ее? Он должен передать ей записку, написанную рукой Клер. Всего три слова: “Вопрос жизни и смерти” . Но согласится ли она на прогулку с Клер в коляске или сразу расскажет все маменьке? В этом случае Ланин должен был дать знак, и Клер тут же приказать кучеру трогать.

Клер вглядывалась в освещенные окна. Но Ланина в окнах не было. А потом появилась сестра. Она выскочила с черного хода, и поспешила к коляске. С парадного хода вышел Ланин, и через минуту сидел напротив Клер и ее сестры. Кучер хлестнул лошадей, и под стук копыт и звук бьющего по крыше дождя, Клер и Ольга молча смотрели друг на друга.

— Ты сбежала с Ланиным? — наконец проговорила Ольга, и подняла тонкие брови, — вот что означает, быть бастардессой. Никакие приличия не являются обязательными, — она усмехнулась, — да, даже и удобно.

Клер промолчала, теребя концы обмотанного вокруг шеи шерстяного шарфа, а Ланин вспыхнул и хотел что-то ответить, но Клер скривила рот, показывая ему, что выпад не стоит ответа. Пусть сестра радуется ее падению. У них есть вещи поважнее.

— Я тоже рада видеть тебя, сестрица.

Ольга презрительно покосилась на Ланина, но тот молчал.

— И какой вопрос жизни и смерти? — спросила она.

— Расскажи про голубой шарфик.

Ольга заметалась, будто ее застукали на месте преступления, щеки ее вспыхнули, а от высокомерия не осталось и следа.

— Я ничего не знаю ни про какой шарфик!

— Знаешь. Так что давай рассказывай. И поскорее. Я знаю, что вы с Аликс взяли мой шарф. Куда вы его дели?

Ольга побледнела и забилась в угол коляски. Две пары темных глаз смотрели на нее, и ей вдруг стало жарко, будто она не колесила по дождливому Петербургу в холодной коляске, а стояла на солнцепеке в центре Ялты.

— Нет необходимости скрывать что-то, Ольга Ивановна, — сказала Ланин мягко, — мы знаем, что вы хотели сжить Клару со свету. Но получилось не очень. И теперь нужно спасти человека, который от вашей глупости пострадал.

— А кто пострадал? — Ольга переводила глаза с одного на другого, — я... я могу сказать, куда мы его отнесли. Но дальше я не знаю, что с ним делали.

Дом, в который привела их Ольга, стоял на самом берегу Невы. Покосившийся, темный, он, казалось, готов был нырнуть в черные волны реки. Внизу видны были мостки и привязанная к ним лодка.

— Марья Никитична? — Ольга робко сошла с коляски и двинулась к двери, как можно выше поднимая юбки. Ланин пожалел ее и пошел рядом. Сапоги его тут же перепачкались жидкой грязью, но он не обратил внимания.

Дверь открыла старуха. Совсем седая, низкая, в черном платье и белом грязном переднике, она высунула голову и прикрикнула на заливающегося пса. Глаза ее, острые, темные, скользнули по лицам и остановились на Ольге.