Клерк позорный
Шрифт:
В разгар диктовки по кабинету прошмыгнула толстая крыса. Берта бросила карандаш, молниеносно выхватила «парабеллум» и, не целясь, выстрелила. Крысу подбросило в воздух и почти разорвало пополам. Она влажной тряпкой полетела к окну и шмякнулась о стену рядом с батареей. На стене осталось кровавое пятно. Коржика передернуло от отвращения. Фрау Эльза и Берта радостно засмеялись.
«Слышат ли это другие пациенты в приемной? – подумал он. – И если слышат, то почему не разбегутся и не вызовут милицию к
Куски крысы больше не шевелились. Смех стих. Тетки смотрели на нее задумчиво.
– Пополам? – предложила фрау Эльза.
Берта отрицательно покачала головой:
– Нет, я уже перекусила. Вот им, – она кивнула на Коржика.
– Вернемся к нашим баранам, – сказала фрау Эльза.
Коржик сжался в комок, готовясь к новым мучениям. Один баран – это, конечно же, он. А кто остальные? Люди в приемной? Он шел сюда, чтобы поменять выпавшую пломбу, а теперь не чаял, удастся ли выйти живым.
Его начал бить озноб. Фрау Эльза это заметила.
– Ну-ну, – ободряюще сказала она, – не надо так волновайться.
– Легко вам говорить! – с трудом ответил он.
– Все зависит только от вас, – заявила фрау Эльза. – Как говорится в одной вашей реклама: «Будущее зависит от тебя». Да!
Берта кивнула, соглашаясь, и спрятала «парабеллум». Теперь она была похожа на простую деревенскую девку с круглым лицом и блеклыми голубыми глазами. На лице веснушки. Коржик подумал, что не хотел бы оказаться с ней на снайперской дуэли. Исход был бы предрешен.
Расспрашивая его о том о сем, фрау Эльза высверлила ему совершенно здоровый зуб и вставила туда маленькую серебряную свастику.
– Это есть знак, что ви теперь наш осведомитель, – пояснила она.
А Берта сделала ему татуировку свастики же на внутренней стороне щеки. Это на тот случай, если он захочет когда-нибудь удалить зуб со свастикой и оборвать контакты, сказала она. Щеку не удалишь.
– Ви будете нам докладывайть о настроениях и обо всем, что потребуется, – сказала фрау Эльза. – И без глупостей – ми знать ваш адрес. У нас длинный руки.
Берта отстегнула ремни. На трясущихся ногах он встал с кресла. Ощущение во рту было такое, словно там взорвалась граната.
Берта сняла со стены знамя со свастикой, бережно свернула и положила в шкатулку.
Фрау Эльза дала ему визитку. Там было написано «Иванова Ольга Ивановна. Главный врач». И телефон.
– С вас три тысячи двести пятьдесят рублей, – сказала она опять на чистом русском языке. – Внесите в кассу. И там у вас еще одну пломбу поменять надо – посмотрите на ресепшене, когда я свободна, и запишитесь».
– А чума? – промычал он.
– Какая чума?
Он высунул язык и ткнул в него пальцем. Волдыри за это время увеличились.
– Ах, это, – отмахнулась она. – Пополощите чем-нибудь.
Зажав
Он взял такси и поехал домой. Водитель то и дело оглядывался на него. Наконец, не выдержал:
– Эк тебя отделали-то. Не в ментовке, случаем?
– Нет, – ответил он и больше не произнес ни слова. Дома он стал полоскать рот всеми антибиотиками, какие только нашел в аптечке. И неделю провалялся в горячке и полубреду. Потом ему стало полегче. Температура спала, рот приобрел нормальные размеры.
Он решил, что зуб со свастикой он перепломбирует, татуировку со щеки выведет, а в эту клинику, где работают реинкарнированные эсесовки, больше не пойдет.
Коржик выздоровел, кошмар прошел. Ему показалось, что все приключилось от зеркала. Тетки могли навести на него порчу, была у них одна оккультистка. Посмотрел на зубы – выпала пломба, причесался – облысел, подмигнул – выскочил ячмень.
36
Клерки сидели на кухне и отмечали очередное 23 февраля. Весь сегодняшний день был сплошным отмечанием. Они выпивали, расходились, потом выпивали опять. Разбивались на группы по интересам – одни пили водку, другие – шампанское и вино. Коржик пил все, потому что перемешивание напитков никак на нем не сказывалось, но предпочтение отдавал вину и шампанскому.
Зашла речь об армии.
– Кто в армии служил – тот в цирке не смеется, – сказал Коржик.
– Да нет, смеется, – очень серьезно возразил Жучковский. – Я недавно был с женой, так хохотали.
Он появился в конторе недавно. Вернувшись из очередной командировки за трубами, Коржик обнаружил под своим столом чужие туфли.
– Чьи это? – спросил он.
– Нового сотрудника. Его негде было посадить.
Вскоре появился и он сам. Извинился, забрал туфли и укатился в дальнюю комнату, где ему расчистили место. Укатился – потому что толстый. Он был молодым отставником, подполковником. «Значит, дослужился до майора, а подполковника дали в последний день для повышения пенсии», – подумал Коржик. К Толяну его пристроил какой-то общий приятель.
– Давайте выпьем, – пафосно сказал Жучковский, – за тех, кто сейчас несет службу по охране дальних рубежей.
Такие слова Коржик в последний раз слышал в школе на политинформации.
Народ выпил, но патетику не поддержал. Разговоры перешли на анекдоты. Коржику захотелось пошутить.
– А теперь, – сказал Коржик, – давайте выпьем за «От меня и до другого столба – шагом марш!»
– Какого столба? – не понял уже изрядно поддатый Жучковский.
– Другого.
– А кто первый столб?