Клетка для лжецов
Шрифт:
Успокаивало еще и то, что умом Модест явно не отличался. Заметить лежащего на полу Даска из коридора он тоже не сможет — налицо все карты в пользу Вэйла.
Прислушавшись к шагам, он рассчитал удар с точностью до секунды. Подсвечник обрушился на белокурую башку Модеста всей своей мощью, и здоровенный лоб рухнул на пол почти что в дверном проеме.
На деле этот тупица оказался еще тяжелее, чем выглядел. Вэйл судорожно оттащил его от двери, связал руки за спиной собственным ремнем и занялся Даском. Поднять его большого труда не составило, и вот уже “почтенный сын” возлежал
Теперь настал черед обыскивать дом. Вэйл натянул куртку, в кармане которой обнадеживающе тяжелел револьвер, и, держа на изготовке свой боевой канделябр, стал подниматься по лестнице. Кроме скрипа ступеней под его ногами не было слышно ни звука. Если Дэниелу и тому четвертому придурку вздумалось свалить, по возвращении они непременно растрезвонят своему освободителю, что бывший товарищ Конлана выкинул неприятный сюрприз и ускользнул, не попрощавшись.
Вэйл в очередной раз укорил себя за то, что сам по тупости сыскал на свой зад еще одну крупную проблему, и осторожно толкнул первую попавшуюся дверь на втором этаже.
Тот самый четвертый “почтенный сын” — вроде бы, его представили Куком — крепко спал на здоровой двухместной кровати, причем, судя по запаху, витающему в комнате, срубила его пара бутылок чего-то высокоградусного…
Вряд ли освободитель погладил бы своих верных слуг по головке за такой неблагообразный досуг.
Решив, что на этого парня можно даже не тратить время, Вэйл спустился вниз. Удачно, кстати, спустился, потому что ровно в тот момент входная дверь открылась, и на пороге появился Дэниел.
—О, а вот и ты! —Не скрыл своей радости пилот.
И, не успел проповедник открыть рот, заехал ему по физиономии. Тот от неожиданности потерял равновесие, но на ногах устоял. И, как назло, быстро сообразил, что происходит.
Как оказалось, скорость реакции у Вэйла все еще оставляла желать лучшего. При других обстоятельствах он никогда бы не схлопотал по роже от парня вроде Дэниела, который махал кулаками так, словно желал избить в первую очередь воздух, а не противника. Но это его и сгубило — спустя пару мгновений Вэйл чуток приноровился и уложил проповедника на пол парой точных ударов. Большего и не требовалось. Вэйл вдарил ему по башке все тем же подсвечником и оттащил к тем двоим, что проводили обряд.
На этом победное шествие пора было переводить к завершающей стадии. Вэйл перешагнул лежащие на полу тела и прошел к тумбочке, где помимо блюдец с токсином и дурмана дожидался своего часа тот самый шприц с антидотом.
Несмотря на свое сомнительное прошлое, пилот мало смыслил в веществах — он знал, какой эффект от чего бывает и сколько можно употребить, чтобы не окочуриться. Еще вчера он не мог и предположить, как сильно ему пригодится это знание.
По понятным причинам после смерти Лилит Вэйл стал испытывать стойкое отвращение к грязным кровавым смертям. Он по-прежнему оставался чудовищем, для которого убить человека не стоило почти ничего — в особенности, если этот человек — последняя мразь — но методы он теперь
Сейчас такой метод лежал прямо перед ним. Еще привлекательней его делало то, что в случае расследования подобные смерти почтенных сынов будут смотреться почти что естественно — мало ли что могло ударить в их одурманенные головы во время обряда?
Об этом Вэйл думал, пока обшаривал тумбочку на предмет раствора. Как назло, хранился он у них в ограниченных количествах, и хоть двух флаконов по подсчетам пилота с лихвой должно было хватить для передоза всех четверых, он побаивался, что за годы своей службы освободителю ребята успели выработать нехилый иммунитет.
Все же выбора — как и времени — у Вэйла не было. Он до отказа заправил шприц чистейшим наркотиком и без зазрения совести приступил к делу.
Спустя время кто-нибудь найдет в этом доме четверых мертвых “почтенных сынов”, переборщивших с веществами во время своего странного обряда, проводимого на главаре. Руки их будут развязаны, а тела окажутся лежащими в неестественных позах. Сыщик поумнее, возможно, догадается о причастности человека со стороны…
Но Вэйл сомневался, что в этих трущобах люди вообще знали, что такое ум.
*
Смерть повсюду.
Смерть заполняет все пространство, но мне она не грозит. Потому что я ее создаю. Я и те, с кем мы причиняем друг другу боль.
Лишь убив все вокруг, мы ощутили облегчение.
И поняли, что мы способны на что-то еще.
Я вновь прикасаюсь к существу внутри себя. Его не тронула смерть. Будь оно снаружи меня, его ждала бы другая судьба, но пока оно внутри, оно под защитой.
Я знаю это наверняка. Как знаю и то, что теперь могу создавать что-то, кроме смерти. Только отняв жизнь, я понимаю, что умею что-то еще. И они все… они тоже умеют. Но знают ли об этом?
Теперь я могу успокоиться. Могу отдохнуть и свыкнуться с мыслью, что прежней пустоты больше нет.
Я — все и ничто.
—Я — все и ничто, —Повторила Лорента вслед за жутким голосом из своего видения. Впрочем, “голос” не вполне подходящее слово.
То, что вселяло ей ужас, мощь, безысходность и страх одновременно, было не просто голосом, не просто мыслью, не просто идеей. Это — что-то запредельное, непостижимое, настолько огромное, как если бы ей в голову внезапно переместили воспоминания целой толпы.
Ей казалось, что ее разум просто неспособен выдержать такое, голова раскалывалась от боли, перед глазами все плыло, тело не слушалось…
А человек с полосами на лице тащил ее дальше по лестнице.
То, что это была лестница, Лорента поняла только на ощупь — ее глаза не видели перед собой ничего, кроме того ослепительного света, что принесло с собой видение. Вместо мыслей о стенки черепа бились только эти слова, снова и снова, словно кто-то взял и лишил ее всего остального.