Клетка

Рейвен Елена

— Ты серьёзно хочешь, чтобы я пошла в прокуратуру и рассказала, что из меня сделали героиновую проститутку-малолетку?

“Почему все мужики не думают дальше своего носа?” — ощущаю какое-то глухое разочарование от понимания, что и Мамба такой же, как остальные.

— Я не это имел ввиду, — тут же поправляется Александр.

— А что?

— Хватит и того, что он продал тебя в рабство, а после чуть не пустил на органы.

— Если спросят про рабство, узнают про “Антрацит”, а значит, и про всё остальное.

— Но это не доказывает, чем именно ты там занималась.

— Они всё записывали на камеры, Саша, —

прикрываю глаза, устав спорить. — И стоит ментам только оказаться там, как все доказательства предстанут их глазам.

— Ты думаешь, что люди, которые платили такие бабки за присутствие в том месте, позволят держать на себя компромат?

— А ты думаешь, им всё рассказывают? — вздыхаю, вновь открывая глаза. — Это то же самое, что в клубе. СБ установили камеры во всех залах и випах, просто они не висят, как уличные, а прячутся в светильниках, зеркалах и даже шурупах, что держат стекла в душевых кабинках.

— Не может быть, — вижу в зеркале, как его глаза расширяются.

— Что? Ты позволил себе лишнее с Анжеликой? — слова вырываются неосознанно, и забрать их я уже не могу. Улыбка Ворошилова — словно укол в самое сердце.

— Может быть, — он не продолжает эту тему, за что я в какой-то степени благодарна, а меняет, переключая внимание на моё недовольное лицо. — Как ты?

— Болит, но уже не так, как было в начале.

— Хорошо, и мы почти приехали. Но тут слишком неровная дорога, поэтому потерпи немного, — и не успевает мужчина договорить, как машину встряхивает, и чем медленнее Саша едет, тем больше внедорожник качает на колее и ямах. Но в конце концов моим охам и болезненному мычанию приходит финал: автомобиль останавливается возле высокого деревянного забора. Мамба выходит, чтобы открыть ворота, а после возвращается и заезжает под навес. Мне же открывается вид на дом. Точнее, особняк.

— Ничего себе у тебя знакомые? — невольно вырывается у меня вопрос.

— Нравится? — в его глазах вопрос, но мне непонятно, что мужчина хочет услышать в ответ.

— Я бы тоже хотела жить в таком доме, и чтобы никого на полкилометра вокруг. Это, наверное, настигает всех, кто на работе окружен большим количеством людей.

— Наверное, — он пожимает плечами, а после выходит из “Тойоты” и помогает мне.

Двигаюсь ещё с трудом, но зато самостоятельно. Выбравшись из салона, осматриваюсь более внимательно. Замечаю открытую веранду, на которой стоят два кресла и плетеный стол. И это в зимнюю пору. Сам дом двухэтажный и с пристроенной мансардой, двор такой большой, что даже машина под навесом совершенно не стесняет пространство вокруг.

— Так тихо вокруг, — наконец, я осознаю, что в этом месте не слышно привычных звуков города. Нигде не воет сирена скорой помощи или ГАИ, не проносятся и не сигналят машины в пробках, так, что не слышишь самого себя. А здесь лишь тишина, которая только теперь оглушает.

— Город далеко, — придерживает дверь Саша, пропуская меня в дом. А я даже не увидела, как он открыл её. Прохожу в тепло помещения, согревая ладони, потирая их друг об друга, и вздрагиваю, когда Александр накрывает мои руки своими. Поднимаю глаза на него, и в сумраке, что уже опустился на улицу, его зрачки кажутся черными.

Так странно. У нормальных людей сначала свидания и ухаживания, потом откровения и лишь затем — секс, а у нас же всё происходит с точностью до наоборот. Хотя я уже плохо помню тот первый раз, когда мы встретились, лишь ощущение, которого я никогда до этого не испытывала.

Мужчина делает шаг ко мне, а я не двигаюсь с

места. Мамба отпускает мои руки и, погладив по плечам, обнимает за шею. Ещё шаг — и между нашими губами лишь два миллиметра воздуха. Кажется, ещё чуть-чуть, только один вздох — и наши губы встретятся, но я трушу, отступая от мужчины. В его взгляде — непонимание вместе с горечью, но Саша быстро берет себя в руки. Сделав вид, что ничего не было, он проходит вглубь дома и везде включает свет. Я следую за ним по пятам, чувствуя, что сердце моё не желает успокаиваться. Поцелуй, что был в больнице, отличался от привычных для меня — Александр словно дотронулся до того уголка души, куда я так давно никого не пускала. Поэтому и поддалась моменту, благодарная за свою жизнь, спасенную им уже в который раз. Но за эту неделю я четко осознаю, что это не просто благодарность. Точнее, даже больше, чем простая благодарность. До всего этого я сама себя обманывала, притворялась и уговаривала, что такие чувства не для меня. Что не могу я заводить нормальных отношений, хотя бы потому, что нормальный секс больше не для меня.

“Эх, Саша, почему же ты не встретился мне намного, намного раньше… — провожаю мужчину, поднимающегося по лестнице на второй этаж, взглядом. — Зачем тебе нужна сломанная кукла?”

Но даже зная ответ, я уже давно перестала владеть своими чувствами. Возврата к прошлому нет с того самого момента, как мы встретились глазами в клубе. Минуты через две Ворошилов спускается, хмурясь, и это заставляет меня нервничать.

— Что-то случилось?

— Нет, — он садится на диван в кухне. — Просто выключенный свет меня напрягает. А здесь столько темных углов, что хоть сколько зажигай иллюминацию, они останутся.

— А мне нравится темнота, — подхожу ближе и включаю электрический чайник на столе. — Но такая, знаешь, добрая, как летом на реке, которая окутывает интимностью, а не пугает до чертиков, как безлюдная ночь на улице. Наверное, безлюдность меня пугает больше обычной темноты.

— А знаешь, тут в пяти минутах езды есть небольшой пляж на Клязьме. Хотя сейчас туда не проехать. Но летом тут очень классно.

— Часто приезжаешь в гости к знакомому? — меня посещает мысль, что это дом никакого не знакомого, уж слишком свободно Мамба ведет себя здесь.

— Да.

Коротко и без продолжения. Прячу улыбку и отворачиваюсь, чтобы заварить чай. Но не нахожу в холодильнике ничего, даже половины лимона. Закрываю дверцу, внезапно понимая, что на больничной еде я ужасно проголодалась. И особенно хочу чего-то, супервредного и калорийного.

— Саш? — оборачиваюсь к мужчине, который опять хмуро смотрит на этот раз на экран телефона и набирает сообщение.

— М-м? — Мамба поднимает глаза на меня.

— Раз уж ты так часто бываешь здесь, есть ли в этом месте “Макдак”?

— И не один, — отзывается он.

— Хочу-не-могу супервредностей, всего-всего: от картошки фри до мороженного.

— Хорошо, я съезжу сейчас, — он поднимается с дивана, но не успевает сделать и шага, как ловлю его за руку.

— Я с тобой, — внезапно осознаю, что могу остаться одна в этом доме даже с включенным светом. Или я просто не хочу отпускать от себя мужчину. Не сегодня и не сейчас. Даже осознание, что он будет спать в одном доме, пусть и в другой комнате, приносит мне успокоение. Поэтому, пресекая все возражения, иду и самостоятельно надеваю куртку. Которую, как и некоторые другие вещи, Саша привез из квартиры к моей выписке из больницы.