Клевета

Фэйзер Джейн

— Нет, как ты не понимаешь, Гай? Я не могу без тебя, и мы решим этот вопрос так, как это делают другие. Мой отец, например, открыто живет с Кэтрин Суинфорд, имеет он нее внебрачных детей… есть и другие примеры…

— Ты не соображаешь, что говоришь! — почти грубо перебил ее Гай. — Ты обесчещена, твой муж обесчещен, я обесчещен! Твой муж вправе лишить жизни нас обоих, и никто его не осудит. Но мы не имеем права причинять ему такие страдания. В конце концов кроме нас и твоих служанок, никто ни о чем не знает. Минуту назад я готов был вообще умереть, чтобы загладить вину…

Но уже произнеся эти слова, Гай вдруг понял,

что никогда этого не сделает.

Магдален зарыдала, потрясенная внезапным предательством.

— Боже, ты… ты это говоришь? Ты готов бросить своего ребенка? Я уж не говорю обо мне…

У Гая вновь мелькнула мысль об Изольде де Боргар, женщине, которая заманивала мужчин в предательские сети соблазна, но он тут же отогнал от себя этот образ: при всей своей колдовской силе, Магдален никогда не преследовала корыстных целей и менее всего стремилась причинить кому-нибудь зло. Ею двигали любовь и страсть, и она была такой же жертвой этих чувств, как и он.

— Душа моя, — сказал он осевшим от раскаяния голосом, — прости меня!

— Боже! — прошептала она сквозь слезы. — Не понимаю, чем я заслужила такое отношение?

Магдален вытерла мокрое лицо рукавом.

— Я никак не могу найти моего платка.

Гай подошел к столу и, обмакнув в кувшин с водой свой платок, подал ей.

— Возьми, тебе полегчает. На ужине никто не должен заметить, что ты чем-то расстроена.

— Спасибо, — сказала она и попыталась улыбнуться. — Но я сегодня не хочу идти на ужин.

— Придется, — проговорил он мягко, но настойчиво. — Весть о приезде хозяина замка должна быть торжественно объявлена в большом зале, и все должны видеть, что жена Эдмунда де Бресса рада не меньше других возвращению мужа.

— Но я не хочу…

— Твое отсутствие может дать повод для ненужных подозрений. Иди к себе, соберись с мыслями и силами и приведи себя в порядок. Скоро всех созовут.

У себя в комнате Магдален никак не могла сосредоточиться, все еще пытаясь осмыслить невероятное: Гай готов бросить ее и свою дочь. Новость о нежданном возвращении мужа Магдален не поразила: она всегда знала, что Эдмунд жив. Его возвращение для нее ничего не могло изменить… но, оказалось, что Гай думает иначе.

Она была уверена, что в настоящей любви не может быть греха: любовь по природе своей благословенна, а Гай твердил о бесчестии и позоре! «Впрочем, — подумала она, — возможно, он все это наговорил, потому что был очень взволнован. Сегодня ночью я проберусь в его спальню, и там наш разговор будет иным».

Магдален спустилась в большой зал чуть бледная, но вполне спокойная — у Гая камень упал с души: он боялся, что она не в состоянии будет взять себя в руки.

Они заняли свои места за высоким столом, и Гай жестом приказал герольду дать сигнал. Тот торжественно приложил рожок к губам, и чистый звонкий звук призвал всех присутствовавших в зале замолкнуть. Шум стих. Лорд де Жерве медленно встал. Голос его не дрогнул, когда он оповестил собравшихся, что получил сегодня радостную весть: хозяин замка Бресс возвращается к своим подданным.

Новость была встречена воодушевлением, но без особого ликования. Молодого де Бресса плохо знали в замке, здесь успели привыкнуть к строгому, но справедливому управлению милорда де Жерве, чьи решения были всегда правильны, чье водительство на полях сражения приносило успех и славу всем, кто сражался с ним, чья забота

и внимание к молодой леди де Бресс вызывали только восхищение. Смена хозяина всегда сопряжена с нарушением обычного порядка вещей и далеко не всегда означает переход к лучшему.

Однако энтузиазм значительно возрос, когда Гай объявил, что в честь прибытия лорда де Бресса в замке будет объявлен турнир. Ведь это означало, что предстоит три дня пиров, поединков и светских развлечений, проще говоря — всех, не исключая прислугу, ждал праздник.

Магдален принимала поздравления с тихой улыбкой. Под впечатлением известия о турнире никто особенно не задумался о том, достаточно ли горячую радость проявляет леди.

А леди тем временем машинально пила и ела и вспоминала дни совместной жизни с мужем, начиная с той отвратительной ночи в замке Беллер и кончая турниром в Вестминстере. Она всегда относилась к мужу по-дружески, всегда помнила о своем долге, но страсти в его объятьях не испытывала никогда. Страсть она берегла для Гая де Жерве, ведь она любила его с одиннадцати лет! Она вспоминала Эдмунда и думала, что тот может — должен! — понять, кому принадлежит ее сердце. Но по брачному договору, освященному церковью, тело ее — собственность мужа, и как разрешить эту проблему, она плохо себе представляла.

В зале было очень душно, и Магдален обрадовалась, когда Гай, наконец, встал и попрощался с собравшимися. Они вместе вышли из зала.

— Можем мы немного пройтись, милорд? — спросила она уже во дворе. — Мне бы хотелось подышать свежим воздухом.

— Как вам будет угодно. Правда, у меня множество дел в связи с приездом вашего супруга.

Магдален поразил его отстраненный тон, и она сочла за лучшее сейчас на время расстаться.

Малышка спала в соседней комнате, и ночью, когда она просыпалась и просила есть, Эрин и Марджери кормили ее медовой водичкой, чтобы не тревожить сон госпожи, которой, скорей всего, могло в спальне и не быть.

В полночь, после колокола к заутрене, Магдален прокралась потайным коридором в спальню Гая. Там было темно.

— Гай? — прошептала она, наощупь пробираясь к кровати.

— Святой Господь! — никогда она не слышала, чтобы в голосе его было столько злобы. — Как тебе в голову могла прийти мысль явиться ко мне, когда твой муж жив и едет сюда?

Он зажег свечу.

— Магдален, немедленно возвращайся к себе!

— Нет, пожалуйста, не гони меня, я хочу объяснить.

Гай спрыгнул с кровати. Его обнаженное тело отбросило на стену длинную черную тень. Накинув на себя рубашку, он снова повернулся к Магдален.

— Все кончено, Магдален. Что мне сделать, чтобы ты поняла это?

Она затрясла головой.

— Это не может кончиться. Моя любовь к тебе — это моя жизнь! И у нас с тобой ребенок.

— У тебя есть муж, — он взял ее за плечи. — Муж, уверенный в твоей верности, хотя и понимающий, что ты не в силах заставить себя любить его. Теперь, когда известно, что он жив, я не могу быть таким вероломным. Видит Бог, я взял страшный грех на душу лишь потому, что был уверен в смерти Эдмунда.

— Так ты меня не любишь? — простота вопроса лишила его всяких аргументов. — Обними меня, — тихо сказала она, и он услышал слезы в ее голосе. — Пожалуйста, я чувствую себя брошенной, одинокой, мне страшно! Пожалуйста, обними меня! Больше я ни о чем не попрошу. А потом я сделаю все, что ты прикажешь.