Клеймо дьявола
Шрифт:
— Где неизвестная с рыночной площади? — повторил свой вопрос Лапидиус.
Крабиль старался сохранить лицо.
— Ну… это… — он пытался собраться с мыслями. — Я велел доставить труп могильщику. На кладбище.
— А что-нибудь новое выяснилось о ее смерти?
— Н-нет, ничего.
— Спасибо.
Не попрощавшись, Лапидиус покинул здание вахты и отправился на кладбище.
Когда чуть погодя он оказался там, пришлось вначале как следует оглядеться. Прошло немало времени, прежде чем он нашел жалкий клочок земли для погребения бедняков. Свежий холм и равномерно взлетающая
— Привет тебе, добрый человек. Как тебя зовут?
Из могилы глянул вверх сморщенный человечек с головой черепахи.
— Кротт, господин.
— Хорошо, Кротт, я хотел бы узнать, где нашла последний приют мертвая с площади.
— Мертвая с площади? Дак она надысь в часовне была.
Лапидиус проследил взглядом за лапищей Кротта, указующей на каменную церквушку за рядом елей.
— Спасибо. Я бы хотел осмотреть труп.
— Не-е, господин, это не гоже.
— Почему? — Лапидиус, который уже двинулся в путь, остановился.
— То бишь непошто. Медикус уж сделал.
— Ах, вон оно что, — Лапидиус вытащил монетку и бросил ее Кротту в могилу. — И все-таки я бы осмотрел тело еще раз.
— О-о, спасибочки, господин. Будь по-вашему, господин. — Могильщик привычным жестом попробовал монету на зуб, прежде чем спрятать ее. Лапидиусу бросилось в глаза, что во рту у него и осталось-то чуть ли не два гнилых зуба.
— И совсем не обязательно рассказывать каждому, что я намерен сделать, правда, Кротт?
— Ясно дело, господин, — могильщик понимающе ухмыльнулся.
Всего в несколько широких шагов Лапидиус добрался до часовни. Навстречу ему пахнуло холодом и сыростью. К ним примешивались запахи ладана и плесени. Тело лежало на каменной плите, укрытое простым полотнищем. Позади находился небольшой алтарь, на котором виднелись латунная кропильница и две свечи. Справа и слева от Лапидиуса стояли ветхие трухлявые скамьи. Какой-то добрый человек, наверное, Кротт, положил на грудь умершей букетик подснежников.
Лапидиус с содроганием приступил к тому, что собирался сделать, но это было необходимо. Он отложил цветки в сторону, отвернул с лица полотнище — и оцепенел.
Прямо перед его глазами зияли кровавыми дырами пищевод, трахея и множественные кровеносные сосуды — они торчали из открытой раны как обрезанные трубки. Голова была отрезана почти полностью и торчала под неестественным углом к плечам, будто какой-то анатом проводил здесь свои изыскания.
Лапидиус анатомом не был. Его чуть не вырвало. Пришлось несколько раз проглотить поднимающуюся тошноту, пока он смог приладить голову в правильное положение. Стало ясно, что причиной смерти стало перерезанное горло. Неизвестная потеряла много крови. Щеки, подбородок и грудь были густо замазаны засохшей кровью — фон, на котором буквы на лбу выглядели еще мирно.
Лапидиус вытер руки покрывалом и снял его с трупа полностью. Он принялся обыскивать одежду. Когда ему попались несколько крестиков, он понял, что речь шла не о разбойном нападении.
Изверг, который сотворил такое, в деньгах не нуждался.
Лапидиус обследовал дальше. Ему стоило немалого мужества задрать юбку умершей, чтобы осмотреть
Руки в мозолях и трещинах — рабочие руки. Ногти обломанные и неухоженные, под них набилась грязь, однако — как Лапидиус с удивлением отметил — никаких кусочков кожи, которые обязательно должны бы присутствовать, когда женщина, царапаясь, отбивается от насильника.
С трудом он перевернул тело на живот, чтобы обследовать спину. И тут же ему бросилось в глаза нечто странное: круглые красноватые утолщения разной величины. Гематомы. Они образовывали некий рисунок, напоминавший пятерку на игральной кости. Выглядели бугры отвратительно, но не они привели к летальному исходу.
Лапидиус снова уложил женщину на спину, прикрыл ее наготу и выпрямился. В первый раз он взглянул в лицо незнакомки. Оно было умиротворенно и юно, и было красиво, невзирая на всю кровь. За приоткрытыми губами поблескивали белые зубы. Он приподнял веко и установил, что мертвая имела голубые глаза. Еще раз его взгляд проследовал ко рту, и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он раздвинул челюсти трупа и сунул нос в ротовую полость. Он даже закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться, и трижды глубоко втянул в себя воздух. Наконец, он был уверен, что почувствовал вполне определенный запах — запах белены. Он привел челюсти в порядок. И внезапно по его спине побежали мурашки — он вспомнил, что в народе это растение имеет и другое название: чертов глаз.
Лапидиус стоял перед свежевырытой могилой, и его внутреннему взору предстали бренные останки умершей. Молодая женщина была убита. Ей было самое большее около двадцати. Красавица. Женщина, у которой еще вся жизнь была впереди, и, возможно, где-то кто-то ждал ее. Его охватила печаль. Скажет ли пастор хоть несколько слов над гробом? Ведь никто не знал, была ли незнакомка правоверной католичкой или уже присоединилась к новому учению доктора Мартина Лютера. Некоторые священники не давали благословения, если человек молился неправильно. Лапидиус, который категорически воздерживался от всяких споров по поводу веры, мог лишь надеяться, что у здешнего пастора доброе сердце. Пусть даже в этом случае речь шла о погребении неимущей, и не было родственников, которые могли бы сунуть пастору талер-другой за труды.
Лапидиус обратился к могильщику, который чуть поодаль очищал от земли лопату:
— Скажи-ка, Кротт, а ты был здесь, когда привезли мертвую?
Кротт учтиво выступил на шаг вперед:
— А как ж, господин, как расть был туточки, я ее и свез.
— Ага. — Лапидиус постарался представить себе ситуацию. — Ты привез на той повозке, под которой ее утром нашел… э как его?
— Хольм, господин. Старина Хольм на ё и наткнулси.
— Хольм, да. Начальник стражи называл это имя. Так что, это была та повозка, под которой Хольм ее нашел?