Клеймо красоты
Шрифт:
Брезгливо отирая пальцы от ржавчины клочком бумажки, валявшимся в коридорчике, Антонина Васильевна медленно пошла по комнатам, а сын как стал на пороге кухни, так и стоял, думая, какая же их новая квартира дурацкая. Там сначала попадаешь в узкий и длинный коридор, а здесь чуть ли не с крыльца – в кухню, с ее уютными запахами и теплом большой печки. Ему очень не нравилась новая квартира. Конечно, школа с медицинским уклоном, в которую он пойдет, – это классно, но ведь когда еще это будет, только осенью. Куда девать себя летом, он
Какая огромная была у них раньше кухня… Только когда же это успели так покоситься стены, просесть доски пола, да и порожек пошатнулся… Когда углы затянулись паутиной?
Он сел прямо на порог, почувствовав, что сейчас заплачет.
Нельзя. Стыдно. Мама, конечно, ничего не скажет, даже сделает вид, будто не заметила, но все равно – нельзя и стыдно.
Мама вошла с опущенной головой, и сын понял, что она сама не удержалась и всплакнула. Тут уж слезы так и покатили к глазам, и он опустил голову, свесил руки меж коленок, сдаваясь непонятной печали…
Мама вдруг громко ахнула. Мальчик вскинул голову и поглядел испуганно: не крысу ли увидела? Говорят, крысы обживают брошенные людьми дома.
Но Антонина Васильевна смотрел не в угол, а прямо на него: с таким странным, испуганным выражением, словно ее родной сын, посидев на покосившемся старом порожке, сделался вдруг совсем другим человеком.
– Боже мой, Феденька… – прошептала она, прижимая руки к сердцу.
Мальчику стало жутковато. С чего вдруг мама перепутала его со старшим братом, который жил во Владивостоке?
И тут он перепугался еще сильнее. Мама подбежала, схватила его за плечо и рывком столкнула с порожка, а сама начала отрывать брусок от пола.
Он шатался и ходуном ходил, но все-таки держался еще крепко.
– Ма, ты что? – испуганно спросил мальчик, трогая ее за плечо.
Антонина Васильевна отвела со лба разлохматившуюся прядку и села прямо на пол, рассматривая сломанный ноготь.
– Что-то я устала, – пожаловалась она, пытаясь улыбнуться. – Слушай, пошарь в сараюшке, не оставили ли мы какую-нибудь железяку, которой можно поддеть порог?
Мальчик, глядя на нее, часто моргал и ничего не понимал.
– Там было кое-что спрятано, под порогом, – объяснила мама, и мальчик увидел, что у нее дрожат губы. – Давно… еще до войны. А я совершенно забыла об этом! И давай скорее, а то смеркается.
Мальчик вылетел из дома как на крыльях. Клад! Под порогом спрятан, конечно, клад! Да он как минимум сто книжек прочитал о таких случаях!
Что же там? Сокровища? И кто их зарыл? Пираты, как у Стивенсона? Хотя пираты в Нижнем Новгороде – это вряд ли… Тогда это может быть клад Стеньки Разина!
Он вбежал в сараюшку и сразу ринулся к кучке угольной пыли –
Мальчик вырыл ее из-под старого, заплесневелого матраса и, размахивая ею, словно штандартом, ринулся обратно в дом.
Мать улыбнулась при виде его и молодо вскочила:
– Ну, приступай!
Мальчик неумело толкал кочергу в зазор между порогом и полом.
– Дай-ка я, – сказала Антонина Васильевна.
Но и у нее не пошло дело, пришлось мальчику снова взяться за кочергу, и вот наконец-то порог со скрипом отвалился, обнажив два длинных, толстых гвоздя.
– Вот это да! – с уважением сказал мальчик. – Вот это гвоздищи! Это костыли, а не гвозди.
Мама засмеялась странным, всхлипывающим смехом.
– Ну, Федька… – сказала она непонятно. – Ах ты, милый мой, родненький…
И, склонившись над темным, пахнущим сыростью провалом, извлекла оттуда что-то заплесневелое, черное, бесформенное. Толстый дождевой червяк тяжело шлепнулся на пол и тотчас заюлил к обжитому местечку. Разбежалась парочка мокриц.
Мальчик брезгливо передернулся, но тотчас вспомнил о кладе и решительно приблизился к матери, которая орудовала кочергой, разворачивая заплесневелую обертку.
Это была старая-престарая клеенка, вся потрескавшаяся, узор ее обратился в крошево, но вот в складках мелькнуло что-то темное, и мальчик затаил дыхание. Шкатулка с драгоценностями!
Казалось, в комнате стало еще темнее, когда мама, наконец развернула клеенку и достала черный ящичек, похожий на гроб.
Потом выхватила из кармана носовой платок и заботливо обтерла шкатулку.
– Как странно, – пробормотала изменившимся голосом. – Прошло столько лет, столько лет… а она даже не отсырела, не заплесневела. Что же это за дерево, интересно знать? Может, лиственница?
– А разве бывает черная лиственница? Это, наверное, сандал. Черный сандал, его же так и называли – черное дерево, – прошептал мальчик, осторожно, одним пальцем прикасаясь к заветному ларцу.
Конечно, размеры шкатулки его разочаровали. Ну сколько сокровищ можно упрятать в деревянном ящичке, который вполне умещается в кармане? Хотя, с другой стороны, горстка алмазов или изумрудов сюда как раз войдет.
– Открой, – попросил зачарованно, проводя пальцем по граням крышки.
– Попробуй сам, – сказала Антонина Васильевна, чуть улыбаясь.
Странно… Он видел линию, где крышка смыкалась с основанием шкатулки, он видел маленький замочек, но, как ни старался, не мог поднять крышку ни на волос. Замок с секретом! Классно!